Losing my religion |
Nicole | Gerald |
[indent] [indent] [indent] That's me in the c o r n e r |
brilliant wreckage |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » brilliant wreckage » Nicole Bates & Gerald Bridges » Losing my religion
Losing my religion |
Nicole | Gerald |
[indent] [indent] [indent] That's me in the c o r n e r |
Я просто смотрю в твои глаза, и этого достаточно. Достаточно для того, чтобы терять голову, растворяться в твоих ведьмовских глазах, которые покоряют меня снова и снова. Я вижу туман, что застилает их, когда я снова и снова плавными движениями вхожу в тебя. Ты пальцами впиваешься в мои плечи, а я так отчаянно сожалею, что не могу ощутить прикосновений твоих рук к обнаженной коже – лишь сквозь ткань футболки чувствую твое тепло. Но это никак не умаляет моего желания, не сбавляет возбуждения. Ты дрожишь, твое тело вновь и вновь содрогается от страсти и эйфории, в которую ты погружаешься. Возьми меня с собой. Возьми меня в этот чудесный мир, где царит лишь наше наслаждение. Где больше ничего не нужно, где все остальное теряет свое значение, где остаемся лишь только мы и наше сбитое хриплое дыхание. Твои сладкие негромкие стоны сводят меня с ума. Но ты не была девственницей. Я понимаю это, я отдаю себе в этом отчет. Но ведь это не имеет значения. Мои мысли оказались ошибочными, ведь твое поведение так явно говорило мне об этом. Пускай, мы и не говорили никогда о сексе, я признавался лишь в том, что хочу тебя, но в ответ тебя накрывало отчаянием, и ты так боялась всего. Боялась меня, или же себя? Я не знаю ответа на вопрос, хоть и все равно не могу перестать думать об этом: думать о том, почему ты так долго ждала. Ведь это наслаждение мы могли бы испытывать ежедневно. Я никогда не причинил бы тебе боли. И не причиню. Ты словно хрупкая фарфоровая кукла в моих руках, заслуживающая лишь самого бережного отношения. Снова ловлю твой взгляд, замечая, как ты улыбаешься. Так легко и так искренне, что я не могу не улыбнуться тебе в ответ. Кажется, я могу просто бесконечно смотреть на то, как ты улыбаешься и как сладко тянешься ко мне, желая ощутить тяжесть моего тела. Ты великолепна, просто невероятно прекрасна, хоть и сама не до конца осознаешь это. Я хочу тебя так сильно, как никого никогда не желал. Твое тело просто создано для меня, и я собираюсь доказывать и показывать тебе это. Доставить тебе истинное удовольствие – вот моя цель и мое главное желание. И мне это удается. Я не могу сдержать себя, когда твое тело накрывает лавиной волна оргазма, и ты изгибаешься в моих руках, издавая стон. Он смешивается с моим стоном, а мои губы в этот же момент находят твои, жарко целуя. Мы вместе спустимся обратно на землю, не разрывая объятий. Я целую тебя куда-то в шею, а ты негромко рассмеешься, сетуя на то, что тебе щекотно. А я улыбнусь и дразняще проведу языком, вызывая трепет в твоем теле. Наслаждаясь друг другом, мы совершенно забудем о времени, которое давно перевалило за полночь. Совсем скоро тебе уже придется вставать, и мне ни капли не хочется, чтобы на работе ты была совсем разбитой и сонной. Аккуратно накрою тебя одеялом, бесконечно вдыхая аромат твоих волос. Осторожно стану распутывать чуть влажные пряди, пока ты засыпаешь. Ты прекрасна даже когда спишь. Ты и раньше спала рядом со мной: на диване в гостиной. Но здесь все иначе. Это наполняет меня счастьем и совершенно неконтролируемой нежностью. Ведь ты будешь рядом, когда я проснусь.
Утром я снова заключу тебя в объятия, немного поражаясь тому, что за несколько часов успел так сильно соскучиться по твоим рукам. Улыбаюсь тебе в ответ, чувствуя себя совершенно счастливым. Мне просто замечательно спалось те несколько часов, пока я не любовался тобой во сне. Но я не скажу тебе об этом, я лишь зароюсь носом в твои волосы, крепче прижимая тебя к себе. Не хочу отпускать тебя, совершенно не хочу, так хочется устроить нам обоим еще один выходной и провести время вместе. Только так, к сожалению, нельзя, и придется перестроиться на такую прагматичную и заурядную тему, как завтрак. – Да в принципе без разницы, что приготовишь. Ты же знаешь, я все люблю, – мы все равно продолжаем валяться в постели, несмотря на то, что время нещадно идет вперед. – Не ходи туда. Бросай работу и оставайся со мной здесь, – мне хотелось добавить «навсегда», но, боюсь, это спугнет тебя. Да и работу ты не бросишь, тем более, что я обещал тебе помочь подыскать другое жилье, но не хочу этого делать. Хочу, чтобы ты оставалась здесь со мной всегда. Нехотя выберусь из постели, чтобы отправиться в душ, но твой голос остановит меня. Я еще долго не смогу понять, почему отреагировал так резко и жестко, но в тот момент я не мог даже смотреть на тебя. Ты что-то очень тихо сказала в ответ, но в ушах у меня стоял гул, и я едва ли мог расслышать. Закроюсь в душе, всем сердцем ненавидя себя за этот поступок. За то, что так заговорил с тобой. За то, что не могу быть с тобой до конца откровенным и причиняю боль. Намыливаю мочалку, и, подпитываемый все той же ненавистью шоркаю свое тело, скользя взглядом по бесконечными шрамам, исполосовавшим грудь и живот. На спине все хуже, но я не хочу даже смотреть. Обжигающая вода не придает сил, лишь наполняет душевую кабину густым паром. Мне придется приложить все усилия, чтобы выйти, чтобы показаться тебе и снова заговорить с тобой.
Но только когда я выйду из душа, то тебя уже не будет. Я окликну тебя несколько раз, но все без толку. На кухне ничего не тронуто, кофе-машина все также выключена и пуста. Похоже, я довольно сильно задел тебя своими словами. Беру телефон с тумбочки в спальне и набираю твой номер. И, совершенно неожиданно, он начинает играть где-то совсем рядом, кажется, в прихожей. Да, похоже, ты забыла свой телефон. Вот он, лежит рядом со связкой ключей. Ник, ну нельзя же быть такой нерасторопной! Мое внимание привлечет небольшой стикер, лежащий на тумбочке. Твоим немного неаккуратным почерком написано, что тебе срочно нужно идти на работу. Ладно, я все понимаю. От этого мне становится немного легче, ведь работа это то, что бывает совершенно непредсказуемым. Бреду обратно в кухню, чтобы сварить себе кофе и сделать пару тостов, ведь готовить полноценный завтрак для себя одного совершенно неразумно, да и не хочется совсем. Без тебя в доме стало совсем пусто, и некоторое время я сидел просто потерянным и пялился в телевизор, который вовсю пестрел какими-то жутко глупыми и наигранными реалити шоу. Тренировка с мальчишками была назначена на завтра, а значит, сегодня я совершенно свободен. Раньше меня никак не угнетало это. Пока в моей жизни не появилась ты. Пока не наполнила мою жизнь своим светом и бесконечной энергией. Мне хотелось жить для тебя. Хотелось делать все и придумывать для нас интересные свидания. Хотелось удивлять тебя, хотелось видеть удивление на твоем лице и замечательную, искреннюю улыбку. Я снова и снова думал об этом, пока ждал тебя с работы, не в силах переключить свое внимание на что-то другое. Пока ты не позвонила. – Алло, – с небольшим удивлением в голосе отвечаю на звонок с неизвестного номера, предположив, что это мама одного из моих воспитанников, или же кто-то хочет записать сына ко мне на занятия. Но это была ты. – Привет, я рад тебя слышать, – мне было приятно, что ты звонишь мне, что думаешь обо мне на работе. – Конечно, Николь, отдыхай, – как будто ты спрашивала моего разрешения. – Позвони мне, как закончите, я приеду… – я не успеваю закончить фразу, ведь ты обрываешь звонок, говоря, что пора идти. Мне слышалось волнение в твоем голосе, но я спишу его на то, что у тебя на работе очень сложно оставаться спокойной. Наверное, в этот момент мысли в моей голове переключились и стал думать о том, что приготовить на ужин и как встретить тебя с работы. Возможно, ты придешь сытая, тем более после празднования дня рождения, но дома все равно должна быть еда, да и мне тоже не мешало бы поужинать, а то сэндвичи с сыром не самая лучшая еда, ты определенно не одобрила бы. Мой выбор падет на запеченную в духовке курицу с овощами и греческий салат. Оставалось только дождаться тебя, но время шло, а ты все не появлялась.
Возможно, вы просто задержались с подругами, и поехали отмечать день рождения в другое место, но ты бы предупредила меня. Но время шло, а я начинал волноваться все сильнее. Не нахожу ничего лучше, чем позвонить на тот номер, с которого ты звонила мне днем. – Добрый вечер. Сегодня днем Николь звонила с этого номера, я так понимаю, что вы работаете вместе. Ее случайно нет рядом? – приятный женский голос отвечает, что нет, что Николь сразу после смены ушла домой, не задерживаясь ни на чей день рождения. Какого черта, Ник?! Ты уже должна была приехать домой. Благодарю Элис [кажется, так зовут эту девушку] и не знаю, что мне делать дальше. Прошло уже пару часов с момента окончания твоего рабочего дня. Я жду еще немного, нервно выхаживая по квартире, но не могу усидеть дома, ведь волнение затмевает все остальные эмоции. Надеваю джинсы и свитер, заматываю шею шарфом и накидываю куртку, ведь на улице заметно похолодало [в.вид]. Выхожу из дома и осматриваюсь. Возможно, ты сидишь где-нибудь неподалеку. Я ничего не понимаю. Да, утром я был не самым ласковым собеседником, но ведь все было хорошо. Мы не пошли вместе в душ – я просто не готов к подобному. Мне даже позвонить некому, да и машину брать бесполезно. Поэтому просто иду по улицам, петляя по району, в призрачной надежде найти тебя. Не знаю, сколько я бродил и куда шел, но неожиданно, словно галлюцинацию, увидел твою хрупкую фигурку в знакомом пальто. – Николь! – окликаю тебя, и ты поворачиваешься на мой голос. На улице начался снегопад, и твои волосы, не прикрытые шапкой, покрылись снегом. – Ты что здесь делаешь? Ты хоть представляешь, как я волновался?! – подбегаю к тебе и обнимаю, чувствуя, как ты дрожишь. Ты бормочешь что-то типа извинения, но я не слушаю. Снимаю с себя шарф и обматываю им тебя, чтобы хоть немного согреть. – Ты же могла простудиться? Какой черт тебя вообще понес на этот мороз? – бесконечные вопросы и ни одного ответа. Ты ничего не говоришь, лишь молчишь, гипнотизируя взглядом носки своих ботинок, на которые падают снежинки. Продолжаю обнимать тебя одной рукой и ловлю такси, чтобы доехать до дома. Прошу водителя включить обогрев, чтобы ты пришла в себя, но ты лишь все также покорно сидишь в моих объятиях и молчишь, пока мы не доберемся до дома. Поднимаемся в лифте, и в прихожей я помогаю тебе снять пальто. – Иди в душ, отогревайся, не хватало тебе еще простуду подхватить. А я разогрею ужин, – удаляюсь в кухню, ставя в микроволновку для тебя еду. Тебя нет около получаса, и когда ты выходишь, то приходится разогреть ужин уже во второй раз. – Может, расскажешь, почему не позвонила мне, чтобы я приехал? Ты шла пешком от самой работы, я прав? – не хочу давить на тебя или устраивать допросы, но ведь я действительно переживаю за все это, переживаю за тебя. Да так сильно, что сердце останавливается в груди от волнения.[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Начать утро с приятного разговора о завтраке и теплых объятиях — разве можно было придумать что-то прекраснее этого? Я и о таком еще недавно не мечтала, а теперь просто не могу перестать улыбаться от счастья, но приходится, ведь я не хочу, чтобы ты думал, что я какая-то сумасшедшая. И тем не менее, я прижимаюсь с восторгом к тебе, не испытывая никакого стеснения или неловкости. Все это ушло далеко в прошлое ночью, когда мы были такими свободными, такими родными. Мы сплетались не только телами, но и душами. И клянусь, я впервые ощутила подобное, впервые я ощутила себя на своем месте и не видела другого варианта для себя. Оглядываясь назад (пускай мне и не хочется вспоминать плохое), я уже не могу представить, как ты мог быть таким холодным и надменным со мной в кофейне и на тренировках. Ведь сейчас передо мной ты совершенно другой: до неприличия счастливый и очень нежный. Под твоим сияющим взглядом я сама словно начинаю светиться, буду опутана елочной гирляндой. И мне безумно нравится это ощущение, нравится, когда твои руки уютно прячут меня от внешнего мира, прижимая к своей груди… Но все изменится слишком быстро. Словно вторя моим мыслям, все разрушится в один миг. Одно твое слово в ответ на мое интимное предложение может испортить наше равновесие. Мне до слез обидно и я не скрываю разочарование, хоть ты уже и не смотришь. Ты даже головы не поворачиваешь, словно в твоей постели сижу не я, а я какая-то девица на один раз. Так унизительно я не планировала встречать этот день. Несмотря на то, что мной случались вещи гораздо хуже этой, я чувствовала себя униженной и немного использованной. Зачем ты так со мной, Джеральд? Зачем делаешь мне так больно? Может, ты сам того не понимаешь, но сути это не меняет. Мне больно и я не могу больше находиться в этом доме, в твоей квартире. Самым нелепым образом я сбегаю от тебя, от разговоров, спешу на работу, забывая обо всем. В голове крутятся лишь практичные моменты, типа: перейти дорогу правильно, догнать автобус, умудриться сесть на свободное место и так далее. Немного это помогает мне не сойти с ума, но лишь до момента, когда я не расслаблюсь на сидении, погружаясь в собственные мысли. И тогда все начинается снова, опять эта боль и обида. И ничто уже не сможет ее остановить.
День был непростым во всех проявлениях. Каша в моей голове не раз становилась причиной замечаний от Марка, рассеянность едва не стоила репутации нашей кофейни, и мне пришлось переделать заказ за счет заведения (за счет своей премии, разумеется). Всеми силами я старалась не отчаиваться и даже смогла немного взять себя в руки. Но надолго меня не хватило, а к концу смены я едва не лезла на стену от самой себя. Краткими вспышками забвения я дотянула до закрытия и без сил упала на стул в служебном помещении. На все удивленные вопросы пришлось плести про плохое самочувствие и все тоже отравление. В итоге меня реально затошнило и захотелось как можно скорее выбраться на улицу. Я не соврала тебе про день рождения коллеги и приглашение, которое она вновь повторила, когда я пошла к своему шкафчику переодеваться. — Джесс, спасибо огромное за приглашение. Но я лучше пойду домой. Не хочу портить праздник своей кислой миной. Лучше отлежусь, — вымученная улыбка, и никто не посмеет настаивать на своем. Да и бесполезно это. Я одеваюсь и покидаю кофейню, беспорядочно махнув девочкам на прощание. Улица встретила меня весьма морозным воздухом, и холод моментально пробрался под мое весьма легкое пальто. Утром было лучше, от того я даже шапку не взяла с перчатками, за то сейчас проклинаю себя за глупость. Втягиваю голову в плечи и неспешно бреду по улице. Под носом уходит нужный автобус, но у меня нет никакого желания садиться в него и ехать домой. После инцидента утром я просто не представляю, как теперь вернуться. Мне все еще трудно даже думать об этом. А что сказать? Я не могу смотреть на тебя и видеть ту сцену, когда ты резко и грубо отшил меня, словно надоедливую муху. Разве я заслужила подобное? Очень сомневаюсь. Но объяснений с тебя я все равно не получила, да и вряд ли уже когда-то получу… Я бреду по улице и постепенно перестаю замечать холод. Да, он крепко окутал мое тело, и периодически меня хорошо так потряхивает, но это ничего не значит. Толком я ничего не чувствую и могу идти так дальше. Как большой сугроб, как безмолвное приведение. Я вышагиваю по улице, не замечая, что люди попрятались в теплые дома или магазины, что редкие прохожие, как и я, спешат по своим делам, но так же быстро исчезают, как появлялись. Я почти перестаю замечать, как стучат зубы, а руки просто онемели в карманах, которые ничерта не греют.
Я не знаю, зачем я это делаю и куда иду. Хотя, очевидно, все-таки иду домой. Вокруг знакомый пейзаж, но я плохо соображаю от усталости. Не знаю, который сейчас час, но смею предположить, что достаточно для того, чтобы ты заволновался. Да, я предупреждала о празднике (вернее, соврала), но это не означает, что я просижу там до глубокой ночи. Ты уже хорошо меня знаешь и тот факт, что я терпеть не могу большие компании и громкие события. Стало быть, по всем законам логики я должна была ехать домой: позвонить тебе или вызвать такси, но никак не превращаться в сосульку в сырой и холодной обуви и с посиневшими губами. Тем не менее, вот она я, бреду куда-то, а в голове ничего не прояснилось. Может, стоит поговорить с тобой и честно объяснить, почему я так расстроилась? Ты всегда обещал понимать и слушать меня, а потом уже делать выводы. Может, сейчас именно такой шанс доказать это мне? Ведь ты должен услышать, как мне больно было оказаться отвергнутой тобой. И если я права и стала тебе отвратительна после секса, то будет честно сказать мне об этом, чем мучить неизвестностью. Но я была бы не я, если бы не усложняла все настолько сильно и не придумывала проблему на ровном месте. Мне было проще сбежать, спрятаться от проблемы… и от тебя. Да, именно это я сейчас и делаю. Творю полный идиотизм, гроблю свое здоровье, вместо того, чтобы придти и поговорить с тем, кто мне дорог. И ты слова услышишь мои мысли, словно ты научился читать их на расстоянии. Где сбоку раздается знакомый голос, выкрикивающий мое имя, и я останавливаюсь. Это ты? Не сон? Ты подбегаешь за пару мгновений и тут же обнимаешь меня, причиняя на самом деле физическую боль. Я слишком замерзла, а твои резкие движения заставляют меня поморщиться от пронизывающей все тело боли. — Прости, — бормочу извинения, хотя вообще-то это должна делать не я. Только ты все равно не слушаешь и начинаешь суетиться. Оборачиваешь вокруг моей шеи шарф, пахнущий твоим парфюмом, таким до боли знакомым и прекрасным. В горле образуется комок и я не в силах его побороть.
Ты волновался, я знаю. Я могу представить это, да и по твоему запыхавшемуся и потерянному виду я могу без труда это понять. Чувство стыда кольнет меня в сердце: я не хотела заставлять тебя переживать, не хотела доставить неудобства (и несмотря ни на что я все равно переживаю). Снова начинаешь причитать над ухом, тормоша меня. А я не могу даже голову поднять. Смотрю себе под ноги и тихонько дрожу от всего вместе и по отдельности. Вскоре и ты поймешь, что ничего дельного от меня не услышишь, поэтому берешь ситуацию в свои руки и тормозишь машину. Я покорно следую к ней и позволяю усадить меня в теплый салон. Я не стану сопротивляться, когда ты крепко прижмешь меня к себе, пытаясь согреть. Я словно кукла смотрю в одну точку впереди и ничего не говорю. Слишком сложно это. Машинально я подчиняюсь, когда мы останавливаемся у дома через несколько минут, бреду к лифту, не замечая, как ты сжимаешь мои пальцы в своих руках, пытаясь отогреть. В прихожей я замираю, словно чужая тут (впрочем, так оно и есть), а ты снова управляешь и делаешь все, что считаешь необходимым. Мне не останется выбора, кроме как подчиниться и пойти в душ. Включаю теплую воду и раздеваюсь, но слишком медленно. Руки не слушаются, ведь все тело сковало льдом не только метафорически. Кое-как, спустя время я начинаю приходить себя, с каждым моментом повышения температуры воды. Теперь я и сама думаю, что совершенно не хочу болеть, не хочу никаких проблем, которые могут возникнуть до кучи. Но об этом лучше не думать. Вообще ни о чем не надо думать, лишь двигаться вперед, растираться полотенцем и облачаться в теплый махровый халат и носки. На автопилоте я выйду из ванной и замру на пороге кухни, все еще не зная, что делать дальше. Но присаживаюсь за стол, понимая, что если я не сделаю это сама, то ты силком меня потащишь и спорить бесполезно. Ты ставишь передо мной тарелку с ароматной пищей, но у меня совсем нет аппетита. Я медленно ковыряю вилкой курицу, отправляя в рот микроскопические кусочки, которые так и просятся обратно. Уж лучше сжать в руках горячую кружку чая и заливать его внутрь, без сопротивлений.
Разумеется, ты не можешь оставить все так, как и есть. И мой допрос продолжается, а ты садишься напротив, внимательно глядя на меня. Мне становится не по себе, но приходится бороться. — Мне хотелось пройтись. Просто так, — голос звучит тихо, но мои уши, тем не менее, резанет, и я чуть поморщусь. — Извини. Не хотела, чтобы ты волновался, — я все равно не собираюсь объяснять свои мотивы и желания. Несмотря на все пережитое между нами, я все-таки не думаю, что это хорошая идея — раскрыться тебе сейчас. Пожалуйста, не продолжай меня расспрашивать. Я не хочу об этом, не хочу вообще ничего говорить. Лучше вот чай буду пить, и смотреть в стол перед собой, а ты на меня. И так продолжится минут пятнадцать, пока я не отставлю чашку, а ты подорвешься, предлагая еще что-нибудь. — Спасибо. Я ничего не хочу, — фраза звучат слишком холодно и безлико, отрывисто и обидно. Ты явно недоволен этим, но молчишь и продолжаешь заботиться. Поднимаешься вместе со мной и приобняв ведешь в свою спальню, где уже расправлена постель и лежат теплые одеяла. При виде кровати я ощутимо вздрагиваю, но ты никак не свяжешь происходящее с моими воспоминаниями о прошлой ночи. Тогда кровать была для меня убежищем, а сейчас — наказанием. Но у меня нет сил, чтобы сопротивляться. Поэтому я позволяю тебе довести меня и оставить наедине. Ты уходишь за грелкой, а я переодеваюсь в теплую пижаму, лежащую тут же. Ты возвращаешься как по часам, когда я уже одета и растерянно стою на том же месте. Но все ж ложусь в кровать и позволяю тебе укрыть меня одеялами. Пальцы легко скользят по моей щеке, а я впервые поднимаю голову и встречаюсь с тобой взглядом, чувствуя снова дрожь и печаль. Ты так ничего и не понял… Уходишь из спальни, выключая свет и прикрывая дверь, чтобы самому подготовиться ко сну, но я уже не дождусь этот момент, вырубаясь почти сразу. Лишь когда кровать по соседству продавится под тяжестью твоего тела, я проснусь, вынырнув из омута сна. Никак не выдаю это, а ты устраиваешься и легко целуешь меня в волосы, тяжело вздыхая. Я замираю и выжидаю момент, когда ты окончательно уснешь, а затем с некоторым трудом расслабляюсь. Вот и все. Ты даже не удосужился поцеловать меня… Даже утром, когда я встала раньше и приготовила завтрак, ты подошел со спины, но положив руки на плечи, лишь вновь коснулся моей макушки губами. И мне не осталось ничего кроме, как перед уходом на работу сказать тебе просто: «пока».
[nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
Я испытал неимоверное облегчение, когда увидел тебя. Я уже не знал, что мне думать. Не знал, как мне быть и где искать тебя. Ты выглядела такой потерянной и убитой, погруженной в какие-то неведомые мне проблемы, но я не смог обратить на них свое внимание. Слишком эгоистично я был погружен в собственные мысли, в собственные переживания о тебе, что просто мог лишь держать тебя в объятиях, радуясь тому, что нашел тебя. Замерзшую, продрогшую, с влажными от снега волосами, но все же нашел. Что ты делаешь, Николь? Какого черта происходит? В моей голове проносится не одна сотня вопросов, но я не могу задать их тебе. Я хочу знать причины, хочу получить ответы, но имею ли право? Ведь я принудил тебя переехать ко мне, заставил избавиться от твоего собственного небольшого уголка, где ты могла чувствовать себя в безопасности [хотя это и весьма спорное понятие]. Заставил тебя жить со мной, подчиняться моим правилам. Но я не принуждал тебя быть со мной прошлой ночью. Ты сама захотела этого. Захотела – и получила это. Получила меня, а я обладал тобой. Неужели это наша близость так повлияла на твое поведение? Может, я причинил тебе боль, но ты не осмелилась признаться в этом, боясь задеть? Может, я сделал что-то не так? Только утром все было идеально. Я снова вспоминаю, как ты улыбалась и капризно надувала губки, которые мне так хотелось поцеловать, говоря, что не хочешь идти на работу. Сейчас твои губы в прямом смысле отдают оттенком синего цвета. Они плотно сжаты, превратившись в тонкую линию. Наверное, если ты расслабишься, то твои зубы начнут стучать так сильно, что слышно будет на другом континенте. – Поехали домой, – не выпуская тебя из своих рук, поведу тебя к проезжей части, где привычное желтое такси моментально остановится перед нами, приглашая поехать. Мои пальцы сжимают твои: тонкие и бесконечно холодные, как кусочки льда. Я чувствую вину, но не понимаю, за что. Ведь все было хорошо. У нас все было хорошо. Возможно, у тебя просто испортилось настроение, возможно, ты просто устала и хочешь отдохнуть. Возможно, устала от моего назойливого общества и навязчивого внимания. Я понимал, что меня слишком много, но не мог ничего исправить. Эти эмоции, которые наполняли меня с мыслями о тебе, невозможно было контролировать и держать в узде. Это было похоже на влечение маньяка, на помешательство, которое просто выше моих сил. Мы ехали в такси в полной тишине, лишь твое прерывистое дыхание нарушало ее. Словно, нам нечего было сказать друг другу, словно мы стали как будто чужими. Я не хочу заострять на этом внимание, не желаю думать ни о чем плохом, я просто буду рядом с тобой, в очередной раз, наполняя твою жизнь своей заботой и вниманием. Все так же молча, я оставлю водителю неплохие чаевые, но ты ничего не скажешь мне об этом, хоть иногда и ругалась, что я слишком щедрый и не умею экономить. В такие моменты не думаешь о деньгах, в такие моменты вообще никаких нет в голове посторонних мыслей. Только лишь желание отогреть тебя и привести в чувство. Ну и, желательно узнать, почему ты решилась на самоубийство таким извращенным способом.
Едва ли не приказным тоном отправлю тебя в душ, и ты не посмеешь возражать. Я отвел бы тебя силой, если бы ты осмелилась перечить мне сейчас. У меня нет настроения для игр, нет настроения, чтобы спорить с тобой или уговаривать. Ты не должна заболеть – это то, в чем я четко уверен сейчас. И лишь когда я услышу, как в ванной включится вода, то смогу немного успокоиться и выдохнуть. – Черт, – срывается с моих губ, потому что теперь и я чувствую себя потерянным. Без задней мысли я направляюсь в свою спальню, чтобы разобрать постель. Принесу из твоей комнаты теплое одеяло, пижаму и носки, немного нагло врываясь в твое личное пространство. А затем разогрею тебе ужин, хотя и уверен практически на сто процентов, что ты не захочешь есть. Но так же точно я уверен в том, что согревать тебя нужно не только снаружи, но и изнутри. Я бы предложил тебе выпить коньяка – он прекрасно согревает, но в памяти все еще свежи воспоминания о том, как ты реагировала на вино. Как мы говорили о твоей матери, и как больно тебе было это все. Поэтому пускай это будет лишь чай. Я заварю такой, как ты любишь, и поставлю на стол рядом с тарелкой с курицей. Ты выйдешь из душа, укутанная в теплый махровый халат, достававший тебе практически тебе до пяток. Твои влажные волосы непослушными прядями прилипали к лицу, и ты нервным и немного резким движением убираешь их, вытирая влажную щеку. – Садись ужинать, – негромко произнесу, нарушая тягучее молчание между нами. Послушно, словно кукла, садишься за стол и берешь в руки вилку, ковыряя ароматную курицу. Я не могу молчать, не хочу этого делать, ведь это неправильно, это угнетает меня так сильно. Я задам самый важный интересующий меня вопрос, просто не в силах больше молчать. Пожалуйста, Николь. Пожалуйста, просто скажи, что происходит. – Просто так? Для этого не слишком подходящая погода, мне кажется, – я старался, правда. Старался скрыть нотки сарказма в своем голосе, но вряд ли смог. Ты бросишь на меня недовольный взгляд исподлобья, и мне придется осечься и пожалеть о своей последней фразе. – Но я не могу не волноваться за тебя. Тем более, когда не знаю, где ты и что с тобой, – теперь же в моих словах скользила обида. Ее я тоже сдержать не мог. Мне казалось, что я заслуживаю того, чтобы оповещать меня о своих планах или желаниях. У нас с тобой ведь было столько откровенных и серьезных разговоров, и я думал, что заслужил твою откровенность. Видимо, не сегодня и не в этот момент. Что ж, я не стану тебя терзать, не стану выпытывать и выводить тебя на эмоции. Лучше, позволю тебе просто отдохнуть, а завтра мы продолжим в того, места, где закончили. Просто тебе нужен перерыв, и я готов дать тебе его. – Хочешь еще чего-нибудь? – ты закончишь пить свой чай, так и не доев эту несчастную курицу. Да, я старался для тебя. Да, я ждал тебя с работы, но нет смысла заострять на этом внимание.
Все просто ужасно. Откровенно говоря, так погано я не чувствовал себя давно. Но только не о моих эмоциях сейчас идет речь. Мы говорим о тебе. Точнее, не говорим. Ты поднимаешься из-за стола, и я встаю следом, чтобы отвести тебя в постель, которую приготовил для тебя. Мы войдем в комнату [ты ни разу не была здесь до этого момента], и я кивну на пижаму и теплые носки. – Переодевайся, – отрывисто брошу и покину спальню, чтобы так банально наполнить грелку горячей водой. К сожалению, ничего лучше я не придумал, а бездействовать тоже не мог. Вернусь через несколько минут, а ты все также стоишь у кровати, только теперь уже в одежде для сна. Помогу тебе лечь, откинув одеяло, и закину в ноги грелку. Накрою тебя едва ли не до самой макушки и ненароком скользну пальцами по твоему лицу. Жест получился слишком нежным, и сердце затопили теплые чувства. Ты была такой уязвимой в этот момент. Такой маленькой и слабой, что внутри все сжималось и трепетало. – Спокойной ночи, Николь, – я даже не поцелую тебя. Не коснусь губами теплых губ и не прижмусь своей щекой к твоей. Выключу свет и оставлю тебя одну. А мне еще предстоит убрать в кухне и принять душ прежде, чем я лягу рядом. Осторожно, стараясь не разбудить, я займу свою половину кровати. Дотронусь губами до твоих волос, приятно пахнущих цветочным шампунем, и выдохну. Я переживаю за тебя. Переживаю всем сердцем, но в то же время так отчаянно боюсь. Боюсь, что делаю что-то не так. Что пугаю тебя или отталкиваю своими жестами и чувствами. Ведь я никогда прежде не испытывал ничего подобного. С Вейверли все было иначе. Она была состоявшейся личностью, со своим твердым, порой даже жестким характером. Ей не нужна была моя забота, ей не нужны были мои эмоции. А тебе они нравились. По крайней мере, ты говорила мне так. По крайней мере, так было до сегодняшнего дня. Еще какое-то время я буду просто лежать в темноте, прислушиваясь к твоему ровному дыханию, а затем в какой-то момент просто засну, даже не понимая, как и сколько прошло времени. И утром я не буду понимать, как ты смогла встать раньше меня. Как выбралась из постели, не разбудив и не потревожив. Застану тебя в кухне, куда зайду сонный, чтобы выпить стакан воды. – Доброе утро, – раздастся над твоим ухом мой голос, а мои пальцы накроют твои плечи. Легким, едва ощутимым касанием. Как и губы коснутся твоей макушки все также легко, и я сразу же отстранюсь. Я ведь все еще не знаю, как мне вести себя, и чего ты от меня хочешь. Завтрак пройдет в неловко молчании, которое я так и не решусь нарушить своими вопросами и ненужными разговорами. – Мне забрать тебя с работы? После тренировки я могу приехать и подождать тебя, – сегодня я возвращаюсь к работе, сегодня моя первая встреча с подопечными после длительного перерыва. Ты кивнешь, прощаясь со мной короткой фразой. Никаких поцелуев и объятий. Никаких пожеланий хорошего дня. Ничего. Словно мы стали просто соседями, которых ничего не связывает.
К обеду мне все же удастся настроиться на рабочий лад, и я отправлюсь в зал раньше положенного времени, чтобы привести там все в порядок и размяться. Мальчишки набросятся на меня, счастливые, что их тренер вернулся. И сегодня я даже не буду с ними жестким и слишком серьезным, ведь я на самом деле очень рад тому, что снова здесь. Тренировка пройдет незаметно, и вот мне уже нужно ехать за тобой. За весь день ты ни разу не позвонила мне [возможно, просто была занята], хотя раньше всегда находила минутку. Проведу на парковке у кафе около часа, прежде чем ты выйдешь, разыскивая взглядом знакомый автомобиль. – Как прошел твой день? – с легкой улыбкой спрошу, все еще находясь в эйфории от проведенной тренировки. Ты поделишься со мной всем, улыбаясь взглядом. В ответ задашь аналогичный вопрос, и я с удовольствием поделюсь с тобой тем, что произошло сегодня. Ты ведь знаешь, как много это значит для меня. И я сейчас не только о тренировках. Давай просто оставим все плохое во вчерашнем дне? Давай просто будем близки друг другу, как раньше. – Будь здорова, – ты чихнешь несколько раз подряд, а затем потянешься за салфетками в бардачке. – Ты случайно не заболела после вчерашнего? Как-то это все не очень хорошо, мне кажется, – заверяешь, что все отлично, и это просто пыль попала тебе в нос. Да, наверное, стоит отвезти машину на мойку завтра. Мы поднимемся в квартиру, и я разогрею вчерашнюю еду, которую сегодня ты ела с куда большим аппетитом, чем вчера. Затем я отправлюсь в душ, чтобы смыть с себя пот после тренировки. Через двадцать минут вернусь в спальню, чтобы переодеть халат в домашнюю одежду. Я как раз снимал его, стараясь не смотреть на шрамы, как меня окликнет твой голос. – Черт, Николь! – невольно вырвется у меня, и я машинально запахну халат, ощущая стыд и злобу. – Выйди, пожалуйста, и больше не врывайся так резко сюда! – мои слова звучат просто отвратительно сейчас, но я ничего не могу с этим поделать. Ты закроешь дверь за собой, оставляя меня в одиночестве со стыдом и отчаянием. Но у меня не получается побороть это. Ты могла увидеть мои шрамы, могла увидеть мое ужасное тело, которое я ненавижу. Пока я переоденусь, ты уже успеешь уйти в свою спальню и закрыть дверь. Я осторожно постучу, считая, что должен что-то сказать тебе. – Что ты хотела? – спрошу, входя в твою комнату. Отмахнешься от меня, залипая в телефоне. – Извини, я не хотел быть грубым, – но ты едва ли вообще осознаешь, что я стою здесь, или нарочно игнорируешь меня. И мне просто остается уйти и оставить тебя в одиночестве. Эту ночь мне предстоит провести одному в своей огромной постели.
[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Признаю, что моя затея была не самой удачной (вообще неудачной) и я только зря морожу пятую точку на улице, едва переставляя ноги по снежному месиву в легких ботинках. Но что я еще могла? Нет, конечно, можно было сесть где-нибудь в заведении, что работает до поздней ночи, и там придаваться невеселым мыслям. Но мне хотелось свободы, мне хотелось тишины, пускай и на улицах она тоже весьма относительная. Да и денег было жалко, хоть их теперь у меня и больше, с учетом того, что за квартиру платить теперь не придется (пока, я так полагаю). Поэтому я шла пешком, бездумно таращилась вперед и медленно брела под снегом, ничего вокруг не замечая. Я запросто могла упустить твой оклик, могла слишком сильно погрузиться в себя и пропасть, но все же тебе удалось привлечь мое внимание. В первый момент я испугалась: как ты меня нашел здесь? Я специально ничего и никому не говорила, да и маршрут мой не то чтобы ты знал. Но вот ты здесь, такой обеспокоенный, такой заботливый. Прижимаешь меня к себе, и сам едва ли не дрожишь. Наверное, от волнения. Мне становится стыдно за свое поведение, очень стыдно. Но стоит помнить, по какой причине я пошла на это. Что же стало первоисточником моей хандры, и нежелания возвращаться домой, туда, где мне всегда было так легко и уютно. Только вот я не произнесу это вслух, я вообще ничего не скажу, потому что мне слишком трудно шевелить замерзшими губами. Да и сказать нечего, ведь я так и не решусь признаться, что твое поведение меня очень сильно оскорбило и убило те остатки самооценки, за которые я отчаянно цеплялась. Одна даже мысль об этом уже причиняет мне боль, а глаза начинает щипать от слез. Обида все еще захлестывает так сильно, так держит меня в своих колючих руках. Поэтому я опускаю взгляд и смотрю под ноги; не хочу, чтобы ты видел, как я борюсь со своей слабостью. Я не хочу быть слабой. Как и ты, когда-то не хотел и всячески меня ставил на место, полагая, что я сдамся. Но я не сдалась, я пошла дальше и была так счастлива. А сейчас от счастья ничего не осталось, а внутри меня слишком темно и черно. Уже нет того огня, который ты во мне однажды зажег, уже нет того восторга от первых отношений, что переполнял меня, не чувства гордости за то, как ты справляешься со своими проблемами и как борешься за свое право жить и работать, как полноценный человек. Слишком много моментов проносятся в моей голове, но придется выцепить только самое важное, что я и делаю.
Твоя забота обо мне в дороге и дома так не вяжется с тем, что терзает мою душу и сердце. Я успела нафантазировать себе сотню разговоров между нами. Многие из них успели меня очень накрутить и насторожить, но если я буду придерживаться того сюжета, то ничем хорошим это не кончится. Поэтому я молчу, чтобы не говорить вообще ничего. Но разве от тебя так легко отделаться? Нет, ты привлекаешь все новые и новые силы, выводя меня на разговор. И я скажу, но только тебе это совсем не понравится. Не подобного я ожидала и в первый момент даже опешила от неожиданности. Сменю удивление на недовольство и смеряю тебя грозным и совсем не дружелюбным взглядом. Ты вообще хоть понимаешь, как обидно для меня это прозвучало? Только вот вслух я не стану ничего отвечать, пока мне не дали слово. Я не желаю проблем, но видимо они будут, если не следить за речью. — Погода, как погода. Я хотела прогуляться и я это сделала, — ты же понимаешь, что пусть в моих словах и не такого сарказма, но лед самый настоящий и реальный. Я не могу удержаться и отвечаю подобным образом, не делая лучше ситуацию. — Все в порядке, я просто шла, и ничего не случилось, — на самом деле случилось и немало, но тебе лучше об этом не знать. Не знать, как на душе у меня противно, как я уже однажды из-за своей прогулки попала в лапы похитителя, хоть все и закончилось почти что хэппи эндом. Мне и без того хватает проблем… — Не стоило волноваться, — понемногу успокаиваюсь и говорю уже спокойнее, отодвигая при этом от себя тарелку. К чему был этот ужин, если я даже кусочек съесть не могу? Впрочем, неважно. Сейчас я могу пойти в комнату и ни о чем не думать. Но и тут не обойтись без твоей помощи. Ты ведешь меня в свою спальню, а я теряюсь в догадках — зачем? Что ты хочешь от меня, тем более после произошедшего утром? Ты ясно дал понять, что я вряд ли могу рассчитывать на какую-то откровенность в постели, так к чему я тут? Но вопреки моим опасениям, ты даже не приставал. Просто уложил, укутал, как ребенка, и сладко заснул до самого утра. Спокойной ночи, Джеральд. Хоть покоем тут и не пахнет вообще.
Бессонная ночь и раннее утро способствуют работе мозга, и я думаю, как быть дальше. Поворачиваю голову набок и смотрю на тебя, так сладко спящего на соседней подушке с приоткрытым ртом. Сердце сжимается от восторга, хоть это все и достаточно странно, ведь я в твоей спальне, в твоей кровати, несмотря на произошедшее утром. И я помню тот разговор до мельчайших деталей, и все еще мне не по себе после слушившегся. Как ты мог, так меня отшить и ничего не заметить или сказать? Проведя так некоторое время, я все-таки снова сбегаю от собственных мыслей и иду на кухню, чтобы приготовить завтрак. У меня еще нет аппетита, но ты любишь готовить и вкусно кушать, поэтому мне приходится соответствовать. Готовлю твое любимое, и вскоре ты сам появишься на моей кухне, пугая до усрачки. И разочаровывая. Пока руки были заняты продуктами, то я немного размышляла на больную тему и решила дать нам шанс, попробовать все вернуть и забыть плохое. Хотела дать нам еще один шанс. Но все пошло прахом, когда ты не проявил никаких чувств, словно здесь стоит чужая девушка, а не твоя. Но я проглотила это возмущение и эту обиду, сосредоточившись на другом. — Хорошо, можешь забрать, — после недолгих раздумий я соглашаюсь, решив, что хуже уже все равно не будет (как и лучше), а ты все время собираешься приехать и не хочешь волноваться больше. И я уйду на работу, оставляя нас ни с чем, без прощаний и ласковых слов на прощание, как было всегда. Мы оба чувствуем себя не в своей тарелке из-за этого, я уверена. Но что поделать? Не так-то просто перешагнуть через случившееся и как ни в чем не бывало жить дальше. Я уж точно не смогу. Поэтому все еще обижаюсь на тебя и ухожу на работу так, а днем не звоню, хоть телефон и лежит в кармане. Да и ты сам не спешишь. Списываю все на нервы перед тренировкой (отчасти, поэтому я и не звоню, думая, что ты готовишься к ней вовсю, и мой звонок только помешает. Зато в конце смены я соберусь с силами и выйду из кафе, оглядываясь в поисках твоей машины. Сейчас парковку занимают не только наши машины, но и ребят из соседнего здания, так как у них ведется ремонт и опасно находиться рядом. — Привет, — бросаю это, садясь в машину под твоим пристальным взглядом. — Да все хорошо. Почти не было скандалов и проблем. Вот новая девочка появилась, — и я рассказываю тебе обо всех приключениях сегодняшнего дня, немного расслабляясь и выдыхая. Может, не все потеряно?
Твой рассказ про тренировку мне тоже понравился. Я слушала его с легкой улыбкой, задавая какие-то логичные вопросы, и поддакивала. На самом деле я искренне радовалась за тебя, просто не могла это словами выразить. — Это здорово, что все так хорошо прошло. Теперь ты втянешься в работу, и все будет хорошо, как я и говорила, — так себе подбадриваю тебя и улыбаюсь. Но это уже хоть что-то, учитывая, как в душе все-таки еще гадко, да и прочие проблемы за ночь никуда не делись. — Спасибо, — бормочу тебе ответ, когда несколько раз меня сразит чихота, да и ничего не сделаешь с ней. — Все хорошо. Это просто аллергия обычная, никто не заболел, не волнуйся, — уж это скорее я хожу и всех заражаю вокруг. Но я не скажу это вслух, чтобы ты не переживал зря и не донимал меня вопросами, а не дует ли или так далее. К тому же, мы скоро приедем домой, и я отправлюсь в душ, чтобы прогреться, а потом выпить чай с медом. Вот только для начала мне надо переодеться в свою любимую пижаму, а потом наливать чай. Я логично предполагала, что ты тоже пошел в душ, и я могу быстро заскочить в твою спальню, чтобы забрать свои носки, которые я ночью стянула и видимо где-то потеряла или забыла. Но все пошло не по плану, ведь ты уже стоял в своей комнате, намереваясь раздеться. — Ой! — вздрагиваю от неожиданности, ведь я не рассчитывала на такой поворот. — Прости, пожалуйста, — по-идиотски нелепо бормочу извинения за то, что ворвалась к тебе в спальню, но мои слова потонут в твоем гневном оклике и я от неожиданности вообще выпаду. Спешно покидаю комнату и захлопываю за собой дверь, замирая в коридоре с круглыми от шока глазами. Какого хрена?? Что я опять сделала не так? Новая волна горечи, боли и обиды накрывает меня с головой, и я начинаю задыхаться от возмущения, бросаюсь в свою комнату и закрывая дверь, судорожно нарезая кружок по спальне. Да как ты вообще мог так со мной разговаривать!? Я, конечно, может, неправа, что ворвалась, но это не значит, что меня можно отчитывать как первоклашку. Мне стало очень грустно и обидно, что слезы лились по щекам горячими потоками. И мне приходилось их не без труда сдерживать, чтобы не пугать тебя. Впрочем, ты испуганным не выглядишь, когда придешь ко мне чуть позже.
— Ничего важного, — бормочу это себе под нос, сильнее сжимая в руках телефон, когда ты постучишь в мою комнату, словно я и не врывалась десять минут назад к тебе. Удосужишься извиниться, но меня это только еще больше расстраивает. — Забей, — совершенно не мило и как-то невнятно бросаю тебе ответ и продолжаю делать вид, что мне безумно интересно, кто же там мне пишет. И ты уйдешь, словно вторя этим мыслям. Я не смогла спать ночью, бесконечно прокручивая в голове произошедшее. Особенно было больно встретить тебя следующим утром. Я решила сослаться на болезнь и никуда не выходить, тем более у меня выходной. Но ты будешь не ты, если не нарушишь идиллию. Все еще ноль эмоций и арктический холод, никогда я тебя таким не видела, да и сама не думала, что могу. Но вот я здесь, сижу в своей спальне безвылазно, смотрю в книгу или в телефон, но ничего не происходит. — Нет, спасибо. Думаю, мне лучше отлежаться дома с простудой, — отказываюсь от твоего предложения следующим днем, чтобы поехать и посмотреть на твою тренировку с мальчишками, куда я очень хотела. На самом деде все проще: мне хочется побыть одной, но это одиночество едва не сведет меня с ума. К вечеру я успеваю накрутить себя так сильно, что хватаю телефон, чтобы набрать простое сообщение «Наверное, мне стоит съехать из этой квартиры». Жму «отправить», наблюдая за отзывом на экране смартфона. Правда тут же жалею о написанном… Не слишком ли я тороплюсь избавляться от тебя? [nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
Я ничего все равно не понимаю. Зачем ты пошла пешком в такую погоду, зачем заставила меня волноваться и переживать. Ты ведь знала, что так будет, что это произойдет, что я не смогу найти себе места. Ты ведь знаешь меня. Знаешь мое маниакальное желание контролировать и заботиться о тебе. Так позволь делать это сейчас. Разреши накормить тебя и уложить в постель. Я старался, как мог, контролировать свои слова, но не получалось. Я довольно жестко ответил тебе, ядовитым тоном, и ты не смогла удержаться. Правда, ты не была злой, ты просто ставила меня на место, напоминая о своем личном пространстве. Мне придется замолчать, лишь продолжать сверлить тебя взглядом, пристально наблюдая, как ты отставляешь тарелку и пьешь один лишь чай. Ночь мы все же проведем вместе, в одной постели, но под разными одеялами. Ты будешь наслаждаться сном, а мне едва ли удастся заснуть. Да и на утро ничего не изменится, ты уйдешь на работу, оставляя меня наедине со своими мыслями. Правда, за этот день, проведенный без тебя, я смогу успокоиться и даже простить тебе это вчерашнее путешествие по морозу и мои переживания. Даже смогу расслабиться, когда заберу тебя с работы и расскажу о тренировке и том, как мальчишки скучали без меня. Эти нейтральные темы помогут нам немного растопить лед в нашем общении, и к приезду домой, мы уже вполне сможем болтать обо всем подряд. Но только лишь как друзья. Мы все еще избегаем прикосновений и проявления чувств, хотя мне и до безумия хочется прикоснуться к тебе и нежно обнять. Это можно было бы сделать чуть позже, под предлогом пожелать тебе приятных снов. Но я умудрился все испортить. Я накричал на тебя, выставив за дверь лишь за то, что ты могла увидеть мои шрамы. Что под теплым махровым халатом скрывались уродства, которые я не хотел показывать тебе. Моя боль. Моя болезнь и мое проклятье. Оно сыграло со мной злую шутку, оно все испортило, и теперь я должен придумать, как мне быть дальше.
Мне стоит извиниться. Определенно стоит извиниться за то, что произошло вчера, когда я переодевался в комнате. Но я не смог сдержаться. Это было отвратительно, но факт. У меня не получилось проконтролировать свои эмоции: панический страх затопил мое сердце. Да, у нас и так все было с тобой достаточно хрупко, слишком легко и неустойчиво, и я своими грубыми словами лишь сильнее разбил, усилил трещину в наших отношениях. Прости меня, Николь. Прости, но я не смог поступить иначе. Как и не смог открыться тебе, не смогу объяснить, почему я отреагировал именно подобным образом. Мне больно думать об этом, больно вспоминать и больно представлять твою реакцию, если бы ты знала об этом. Жалость? Это ужасное низкое чувство. Я не хочу, чтобы оно было направлено ко мне. Никому и никогда я не позволял жалеть себя, считая это уделом слабых. Мой отец не воспитывал меня таким: благодаря ему, в какой-то степени, я стал мужчиной, хоть он и опустился потом гораздо ниже, с бессменной бутылкой пива в руке и солеными орешками в небольшой чашке. От тебя я не потерплю жалости, не потерплю сочувствия. Не хочу. Я сам выбрал для себя эту судьбу. Сам соглашался на командировки в горячие точки и кидался под пули, движимый чувством бесконечного патриотизма и верности родине. Пускай и не все разделяли этой точки зрения: были и те, кто переживал то же самое, что и я, но зарабатывал на этом кругленькие суммы. Я делал это не ради денег. Я презирал таких людей, считал их совершенно не имеющими чувства гордости и хоть какой-то верности. Но только речь совершенно не об этом. Ты не должна знать. Я не знаю, как долго все это будет продолжаться, как долго я смогу скрывать от тебя свое тело, судорожно поправляя футболку, когда ты пытаешься стянуть ее с меня. Правда, теперь ты уже не пытаешься. Вместо нежности – едва ощутимые прикосновения. Скорее вежливые, нежели чувственные. Вместо поцелуев и ласковых слов – холодные и сухие фразы. А вместо привычных дневных звонков – тишина. Мы отдалились так быстро, мы стали друг другу чужими, и я хочу это исправить. Я никогда не слыл особым романтиком, хоть и старался стать им для тебя. Я решил просто купить тебе цветов и попросить прощения за все грубые слова, которые наговорил тебе. Ты должна простить меня, ты не можешь иначе. Тем более после всего, через что мы прошли за такой короткий промежуток времени. Этой ночью я практически не буду спать, угрюмо глядя в потолок или гипнотизируя взглядом луну за окном. О чем ты думаешь? Или и не думаешь вовсе, а просто спишь, решив не пропускать через себя всю эту ситуацию. Но только я вот знаю, что ты не такая, что ты не сможешь так. Ты думаешь об этом, или думала, и будешь продолжать думать утром, когда мы встретимся в кухне. Никакого совместного завтрака. Я войду, когда ты заканчивала мыть свою кружку, бросив мне через плечо привычное «доброе утро», а я так и не смогу найти в себе силы, чтобы заговорить и попытаться хоть немного сгладить ситуацию. Ты уйдешь к себе: что ж, другого я и не ожидал. Чертов идиот. Не могу перестать корить себя и поэтому продолжаю вести себя как ублюдок.
Ты проведешь в своей комнате весь день, лишь изредка выходя в туалет или в кухню. Я не стану тревожить тебя, лишь после обеда, который мы тоже проведем раздельно, осторожно постучу в твою дверь, памятуя о твоем желании посетить мою тренировку и понаблюдать. – Николь, я собираюсь на тренировку, может, хочешь со мной? После могли бы посидеть где-нибудь, – и ты дала бы мне возможность объяснить, насколько это возможно, и извиниться перед тобой. Но ты едва оторвешь взгляд от книги, которую читаешь, чтобы отказаться, сославшись на плохое самочувствие. – Ты все-таки простыла? Я привезу тебе лекарства, – это не было вопросом, поэтому твое «не нужно» я даже не потрудился услышать. Закрываю дверь и возвращаюсь к себе, чтобы собрать сумку и переодеться. Ты не ворвешься ко мне, как вчера, и я не увижу тебя в прихожей, когда стану надевать верхнюю одежду. Ты не поцелуешь меня на прощание и не пожелаешь удачи. А я и не жду этого. Я знаю, что должен сделать первый шаг. И так отвратительно и не сосредоточенно я еще не проводил тренировку. Я отвлекался, даже не ругал мальчишек, если они начинали беситься вместо четкой и слаженной работы. И даже с некоторым облегчением выдохну, когда все закончится. Но время пришло, и я должен сделать что-то, я не могу приехать домой с пустыми руками и требовать у тебя относиться ко мне, как прежде. Сперва я заеду в аптеку, где накуплю целую кучу лекарств от простуды, чтобы лечить тебя. Я знаю, что ты не согласишься взять больничный и отлежаться дома, поэтому, когда закончатся выходные, ты снова выйдешь на работу, в каком бы состоянии не была. Следующим пунктом моей программы будет цветочная лавка. Я изведу бедную продавщицу, выбирая идеальный букет для тебя. Я не знаю, какие цветы ты любишь, поэтому стану опираться лишь на свое чутье. Это будут белые розы. Довольно большой и увесистый букет белоснежных роз на длинных ножках, с которых срезаны все шипы. Его аромат наполнит мой автомобиль, когда я положу его на заднее сидение. И я уже собирался ехать прямиком домой, когда в глаза ударила яркая неоновая вывеска ювелирного магазина одного известного бренда. Я слишком давно не был в подобных магазинах. Последний раз еще с Вейверли, когда мы подбирали ей украшения для церемонии открытия ее нового ресторана. А сейчас я делаю это, потому что хочу. Хочу порадовать тебя и увидеть искорки радости в твоих прекрасных глазах. Я не хотел дарить серьги или кольца: я выбирал между браслетами и подвесками из белого золота. Это был еще один слишком сложный для меня выбор, и я уже не думал, что смогу подобрать что-либо. Но потом я увидел его: прекрасный браслет из белого золота с замысловатым плетением. В нем не было ничего эдакого, но, тем не менее, я точно был уверен, что это именно то, что нужно мне. Что он идеально будет смотреться на твоем тонком запястье, и теперь не мог дождаться, когда ты позволишь мне надеть его тебе.
Теперь точно домой. Я и так потратил слишком много времени на магазины, и уже довольно поздно. Уже припарковавшись у подъезда, я услышал сигнал телефона, извещающего о новом сообщении. Это была ты. Первой мыслью было то, что ты хотела попросить меня купить что-нибудь домой, но прочитав текст, я просто замер на месте, словно вкопанный. Мне пришлось несколько раз перечитать сообщение, чтобы понять смысл. Ты что, с ума сошла? Хватаю с заднего сидения злополучный букет и, игнорируя лифт, взбегаю на седьмой этаж, врываясь в квартиру. – Николь?! – громко окликаю тебя, и ты выходишь из своей спальни в прихожую. Ты выглядишь немного напуганной, а я выгляжу шокированным и взмыленным, ведь слишком давно я не поднимался домой по лестнице. Бросаю букет на тумбочку и начинаю допрос. Да, юная леди, вам предстоит сейчас многое объяснить мне. – Какого черта ты творишь? Что значит «съехать»? – задаю слишком глупые вопросы, но в моей голове просто нет других. Ты смело смотришь мне в глаза, весь страх куда-то пропал, но твои слова… они не убеждают меня. – Ты не можешь решить так. Я не отпущу тебя никуда, слышишь? По крайней мере, пока ты не назовешь мне причину, – а то ты не знаешь, осел. Ты обидел эту девочку. Сутки назад ты накричал на нее, запретив заходить в твою комнату. Мой внутренний голос как всегда невероятно учтив и логичен. – Прости. Я не должен был срываться на тебя вчера. Это были мои проблемы, которые не имеют отношения к нашим отношениям, – но только вот все совсем наоборот, и я просто обманываю и тебя, и себя. Я не могу открыться тебе. Но и отпустить тебя я тоже не могу. Ты видишь это отчаяние в моем взгляде? Видишь, как мне плохо? Да, я эгоистичен сейчас, меня затопляет моя же собственная боль, которую я не могу тебе рассказать. Мне просто нужно, чтобы ты была рядом. Я помню, что обещал тебе подыскать хорошее жилье, но не хочу этого. Я хочу, чтобы ты просто была со мной. Как раньше, как два дня назад, когда мы нашли этот компромисс, когда доверились друг другу, и ты открылась мне, отдаваясь полностью. Скажи мне, Николь, скажи, что я сделал не так. У меня ведь никогда не было таких отношений. Да, я слишком старый для тебя, но опыта у меня нет совсем. С Вейверли все было совершенно иначе. С ней было проще, хотя, может, я и не знал ее совсем. С ней было удобно и хорошо, она тоже улыбалась мне. Говорила, что любит и никогда не оставит. Но все изменилось, и я закрылся. Закрылся для всех, заводя с женщинами лишь недолгие романы. Пока не появилась ты. Маленькая смелая девчонка, которая выводила меня из себя, задевала внутри самые тонкие и чувствительные струны. Которая просто была рядом, которая позволила поцеловать себя на той тренировке, что изменило все. И я не желаю отпускать тебя, и не отпущу, пока не услышу логичных доводов. Но только я не уверен, что хоть один из них окажется таким. Это будут просто эмоции, которые ты хочешь выплеснуть и донести до меня, чтобы я помог тебе разобраться. Я надеюсь, что это будет именно так.
[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Так легко все разрушить. Всего одно слово, одна фраза, одна вспышка — и все летит в пропасть. Но не слишком ли часто у нас появляются эти вспышки? Не слишком ли часто за последнее время происходит какая-то фигня, и мы закрываемся друг от друга наедине с обидой? Почему так сложно придти друг к другу и признаться в том, что волнует. Разве мы оттолкнули бы после этого? Нет, я уверена, что поддержала бы тебя, как и всегда. Ты мне дорог и я хочу любым способом помочь тебе. Но ты не даешь, ты упорно осекаешься и обрываешь меня, словно невидимый тормоз срабатывает в тебе и это невозможно контролировать. Но, если быть честной, то я и сама не больно действую данному совету. Я не могу взять и поделиться с тобой своим страхом, не могу рассказать, почему мне так тяжело даже смотреть на тебя теперь. Более того, если я противна тебе, то какого черта ты продолжаешь держать меня у себя? Из жалости? Но мне не нужна жалость и я прекрасно справлюсь со своими проблемами сама, без участия того, кто не хочет открыться передо мной или кто так разговаривает со мной. И что проще объявить тебе это, как гневную тираду или как осторожный разговор уверенным тоном? Ни разу не проще. Мне удобнее злиться, обижаться, молчать, чем придти и довериться тебе. И это больно, на самом деле очень больно… мы теряем связь друг с другом, мы теряем то, что подарило нам особое настроение, что привлекло нас друг в друге. И мне страшно, как мы будем жить дальше. Мне страшно, что все это может разрушиться и ничего уже не починить. Наверное, я никогда так не волновалась в этой новой жизни, как сейчас. Я провожаю тебя взглядом украдкой, а сердце ноет от боли и тянется следом. Боковым зрением наблюдаю за твоими движениями и вспоминаю, как то меня завораживает, как мне хочется коснуться твоей руки, провести пальчиками по щеке, разгладить эту морщинку между бровями, когда ты сосредоточен. Но не могу. Только лишь в своей голове я могу позволить подобное, а на деле я отворачиваюсь и ухожу в свою комнату. В полно тишине и с твоим взглядом мне в спину. Я прекрасно ощущаю его позвоночником и втайне надеюсь, что ты остановишь меня, окликнешь. Опустишь голову и очень тихим и грустным голосом скажешь, что хочешь покаяться. И я выслушаю, обещаю. Но снова все это в моей голове…
Всего на миг накануне я подумала, что мы можем наладить жизнь, хотя бы постепенно, по частям. В машине по дороге домой мы смогли расслабиться, но этого совершенно недостаточно для того, чтобы все пришло в норму насовсем. Один поступок, одно движение — и все разбилось. Кусочки летят в разные стороны, а я лишь могу наблюдать за тем, как ты грубо выставляешь меня за дверь своими словами и раздраженным взглядом. Давно ты так не смотрел на меня. Наверное, последний раз в кофейне или на первых тренировках, когда мы еще были врагами. И я опешила. Я испугалась, я растерялась и просто вышла, прикрывая за собой дверь. Мне бы проявить характер, настоять на своем и потребовать у тебя уважение, но нет. Я не смогла. Лишь судорожно вздыхала и спешила к себе, чтобы выплеснуть эмоции. Мне не удалось успокоиться даже после горячего душа после твоего короткого визита. Я легла в постель, но сна и в помине не было. Я прокручивала в голове случившееся, снова видела твой яростный взгляд, и эти слова, что звучат у меня в ушах с отвратительным эхо. Зачем ты так со мной? Я ничего плохого не сделала, не хотела навредить тебе. Я не заслужила эту грубость… Но, очевидно, ты другого мнения, раз считаешь, что этого сухого «извини» мне будет достаточно. Но это не так, Джеральд. Я не просто какая-то девчонка, с которой можно вести себя распоследним мудаком и которая слова в ответ не скажет. Да, я завишу от тебя сейчас, я живу у тебя и не плачу ни копейки за квартиру (да и продукты ты в основном покупаешь сам, в обход меня, потому я часто ругаюсь), но это не означает полную безнаказанность для тебя. Ты должен понимать и видеть границы, прежде чем бросаться на человека без веской причины. Если бы ты потрудился объясниться и подсказать, как сделать правильно, я бы не попала в подобную ситуацию. И не была бы так разбита, ведь это правда больно и мерзко. Какой бы холодной и надменной я не была, но взгляд выдает мою растерянность и панику. И ты должен был это увидеть, как всегда. Если бы постарался…
Мне не хотелось выходить из квартиры, из своей комнаты. Поэтому на твое предложение поехать на тренировку я ловко открестилась. На самом деле не очень-то ловко. Ведь я, правда, чувствую себя очень странно, и эта слабость и головная боль никак не могут быть вестниками того, что я здорова. Я все-таки умудрилась заболеть и от досады я едва не кусаю губы в кровь. Только этого мне сейчас не хватало! — Не нужно никаких лекарств, — пытаюсь осадить тебя и остановить, но уже бесполезно, ты покидаешь мою спальню, закрывая за собой дверь. Тяжело вздыхаю и возвращаюсь к чтению, решив, что бессмысленно убиваться и закатывать глаза в отношении твоего поступка. Хочешь — покупай что угодно, это не мое дело. Ничто в твоей жизни, видимо, не мое дело. И это обидно, Джер. Очень обидно, ведь в то время как я так открылась перед тобой. Приходится тряхнуть головой, чтобы прогнать все дурные мысли о происходящем и сосредоточиться на книге. Чтение — лучшее лекарство, тем более, пока у меня есть силы, да и произведение интересное. Еще в первый день после переезда я позволила себе залезть в твою «библиотеку» (хотя, конечно, не обошлось без неловкой просьбы разрешения и твоего легкого смеха и мягкого взгляда гостеприимного хозяина) и выбрать пару книг для себя, чтобы скоротать вечера. Но мы обычно делали это перед телевизором и книги мне были не особо и нужны. А сейчас мне хочется погрузиться в историю и прожить жизнь этой героини. Но сказать и сделать — это не одно и то же. Меня хватило на пару часов, а затем повествование пошло не самой лучшей дорожкой и сдалась. Отбросила в сторону книгу и вернулась к своим размышлениям. Мне лучше уйти. Именно такая мысль упорно вертится в моей голове, а перед глазами стоит твое рассерженное лицо. Зачем я здесь? Причиняю тебе столько неудобств. И я решаюсь. Пишу это сообщение, в отчаянии зависая пальцем над кнопкой «отправить». Слишком сложно, слишком пугает… Но я не сдаюсь. Я делаю это, и смс-ка улетает, и вернуть ее уже невозможно. А так хочется!
Лишь после отправки и отчета о доставке я понимаю, насколько это глупо так поступать. Я могу уйти, да, но куда? И самое главное, можно сделать это спокойно, без лишнего пафоса, без разговоров и уговоров. Вот только никак не могла я самовольно уйти из этого дома, оставив тебя без ответов. И я замираю на месте, судорожно сжимая в руках телефон. Прочитал ли ты? Не очень хочется сталкерить, и лезть без спроса, но любопытство и страх меня убивают. Может, стоит позвонить тебе и объяснить, какого черта происходит. И, быть может, ты еще не успел прочесть сообщение? Но я не сделаю задуманное. Пока я стою посреди спальни и корю себя за то, что только что натворила, внезапно дверь в квартиру откроется, и я услышу твой голос, зовущий меня по имени. Черт, я не предполагала, что мое сообщение настигнет тебя почти на пороге дома. Еще сильнее матерю себя за глупость и выхожу из своей комнаты в прихожую, встречаясь с тобой, таким взволнованным и взъерошенным. Несмотря ни на что ты так прекрасен и… это определенно не самые подходящие мысли для происходящего. Надо взять себя в руки и серьезно смотреть вперед, встречаться с тобой взглядом и ничего не бояться. — То и значит, Джеральд. Так будет лучше для вех, так будет спокойнее, — на удивление мой голос даже ни разу не дрогнул, не дал тебе повод усомниться в моей твердости и моем решении. По правде говоря, я не знала, станешь ли ты меня отговаривать или оставишь все так, как есть, невзирая на мое состояние и все прочее. Но ты возмущаешься и размахиваешь руками, в одной из которых такой прекрасный букет. На миг мое сердце собьется с ритма, а дыхание перехватит. Вот только не стоит заострять на этом внимание и добавлять еще проблемы. — Ты не можешь держать меня взаперти. И разве недостаточно было причин? — тихо, но четко напоминаю тебе в ответ на капризное заявление и подавление. Я не позволю тебе так со мной обращаться. И тебе стоит это уяснить прежде, чем замышляешь что-то непросто и трудное.
— Прости? И все? — недоуменно поднимаю брови, глядя на тебя. Ты делаешь шаг ближе ко мне, непонимающе смерив взглядом. Ты реально думаешь, что это сработает? Реально думаешь, что твои извинения что-то исправят? Причем эти же самые извинения добивают меня еще сильнее. Хотя, казалось бы, куда еще!? Я смотрю на тебя снизу вверх, смотрю в твои глаза, а ты ждешь мою реакцию, мой ответ. Явно надеешься, что все обойдется. Но как бы ни так. Я прокручиваю в голове все произошедшее и начинаю дрожать от злости. Медленно, но верно я закипаю. — Наши отношения. А они есть вообще, Джер? В отношениях принято доверять друг другу, открываться. И, кажется, мы уже однажды говорили об этом, мы проходили этот момент и решили, что не станем усугублять все. Но ты делаешь все в точности и наоборот, — ты ничего не понимаешь. Я вижу по твоему лицу, вижу, как ты пытаешься, но чувствуешь лишь глухое раздражение. Это никуда не годится, Бриджес, так мы ничего не решим. Впрочем, я уже вообще не уверена, что что-то можно решить. — Твои проблемы. Окей. А почему бы тебе не поделиться ими со мной? А? Я же не прошу нереального, не прошу никаких золотых гор. Только открытость и доверие. Я хочу, чтобы ты доверял мне и доверялся. Как было той ночью. Я искренне полагала, что она изменит многое между нами, что мы можем пойти дальше. Перейти на какой-то банально другой уровень, — а потом все испортилось в первый раз. Мне не надо напоминать тебе об этом. Ты и сам сейчас думаешь о том же самом. Я вижу по твоему лицу, как тебе неприятно вспоминать. Вот только неприятно вспоминать обо мне и том, какая отвратительная… — Но не вышло. Скорее, вышло наоборот. Я понимаю, что я совершенно ужасна в постели, что я не похожа на идеальную любовницу, даже близко нет. Могу понять, что ты меня больше не хочешь. Но только скажи это прямо. Скажи вслух — я смогу пережить это, смогу принять правду, без истерик. Но ты унизил меня тем утром, ты причинил мне боль, — мне становится трудно говорить, слезы образуются комком в горле, но отчего-то это не мешает. Я хочу продолжать говорить. Хочу выплеснуть все это. — Я не понимаю, зачем ты продолжаешь все это, если я испортила эти отношения. Зачем ты говоришь «отношения», если все совсем иначе. Можешь не пытаться спорить со мной, это так, Джеральд, — я поднимаю руку, когда ты делаешь шаг вперед и намереваешься перебить меня и что-то возразить. — Я думала, что у нас все может, наладится, что мы станем еще ближе. Что мы откроем свои души друг для друга. Я хочу этого, Джер. Я полюбила тебя всем сердцем и хотела подарить его тебе. Пускай это звучит чересчур, но какая уже теперь разница. Ведь ты не разделяешь это, ты не собираешься пускать меня в свою душу. Ты продолжаешь хранить какие-то тайны, называя это «твоими делами». И это автоматически отдаляет нас. Ломает нас, — слезы не просто блестят в моих глазах, но и катятся по щекам. Я быстро смахиваю их, потому что не хочу быть перед тобой в таком виде: еще более униженной. Я не хочу быть тут больше. Наверное. Пока ты перевариваешь услышанное, я разворачиваюсь и ухожу прочь, в сторону кухни. Ты перекрыл собой дверь в мою спальню, и у меня нет другого выбора, кроме как уйти в одиночество нашей лоджии.
[nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
Твое сообщение… Оно было таким неожиданным, таким ужасным и колким. Просто так, без объяснения причины, ты берешь и ставишь точку в наших отношениях. Воздвигаешь стену и отдаляешься от меня. Становишься той, кем была раньше, до встречи со мной. Своенравной, гордой и колючей, не подпускающей к себе никого. Твой язычок все еще очень острый, твои фразы бывают резки, но не для меня. Для меня ты теперь стала идеальной малышкой, которую просто нужно оберегать. Только кто бы мог подумать, что оберегать тебя нужно от меня самого, ведь именно я и есть тот, кто причиняет тебе столько боли. Кто не может держать в руках свои эмоции, кто бьет тебя словами, словно острым хлыстом. Я хочу лишь, чтобы ты простила меня. Хочу все наладить, Николь. Я думал, что ты понимаешь и разделяешь мое мнение, но видимо нет. Твое сообщение было громом среди ясного неба. Хотя, не такого уж и ясного, если подумать хорошо. Только все равно не до такой степени, все равно я не мог даже представить, что ты решишься на подобное. Или это просто провокация. Просто попытка растормошить меня и приблизить примирение, заставить меня приползти к тебе и умолять простить меня. Будь ты проклята, Николь, если это так. Эти низкие манипуляции не пройдут со мной. В общем, за то время, что я бежал по лестнице, перепрыгивая ступени, я успел обдумать и передумать совершенно все варианты и мотивы твоего сообщения. И в каждом из них было лишь одно общее: я должен был извиниться. И я сделаю это. Из-за меня все полетело к чертям, из-за моих бешеных тараканов в голове я позволил себе сорваться на тебе, сорваться на самом близком для меня человеке. Обидел тебя, бросил в твой адрес грубые и обидные слова. А после этого еще и пытался вести себя, как ни в чем не бывало. Я должен был сразу прийти к тебе, и не уходить после твоего безразличного «забей», брошенного мой адрес. Поцеловать тебя и заставить тебя простить меня. Я ведь уверен в том, что наши чувства взаимны, а, значит, ты переживаешь все настолько же остро, как и я. Только, хоть я и умею признавать свои ошибки, я все равно остаюсь трусом. И я безумно боялся, что ты заставишь меня сказать тебе правду. Заставишь снова и снова переживать все те унижения, которые я испытывал в сирийском плену во время последней командировки. Самые страшные дни моей жизни, и я не готов рассказать тебе все, и тем более показать, что со мной делали. Офицер американской армии был лакомым кусочком для войск противной стороны: я мог знать о планах, о схемах и стратегии американской армии и разведки. Но я не знал, я знал лишь о том, куда должно было двинуться мое подразделение, только все равно не сказал. И за это мне пришлось поплатиться. Несколько недель в жестоком плену, и я мечтал лишь о смерти. О том, чтобы все закончилось, и меня вернули в штаты в цинковом гробу. Каким-то чудом мне удалось сбежать и добраться до одной из наших военных баз. Даже если меня спросят, я все равно не смогу рассказать, как я сделал это. Видимо, на смену дикому желанию умереть пришло не менее сильное – желание жить.
Об этом знали лишь врачи военного госпиталя, куда меня доставили вертолетом, и мой психотерапевт, на которого я потратил кучу бюджетных денег, но это не помогло. Кошмары преследовали меня на каждом шагу, в каждом моем сне. И лишь с появлением тебя в моей жизни, все стало легче. Я не видел их уже давно, и, кажется, жизнь начала налаживаться, но ты снова заставляешь меня вспомнить и прокрутить в голове все эти ужасающие события. Этот страх умереть на той войне, был сравним со страхом потерять тебя, который я испытывал в эти самые секунды, когда несся домой, чтобы заглянуть в твои глаза и понять, что это неправда. Что это лишь дурной сон, и мне нужно лишь проснуться. Открыть глаза и увидеть, как ты лежишь рядом со мной, улыбаешься и желаешь мне доброго утра. Только вот это был не сон. Все слишком реально. Ты стоишь передо мной, серьезно глядя мне в глаза, и говоришь, что так надо. Что нужно закончить все, и тебе стоит уехать. – Кому будет спокойнее? – мои эмоции зашкаливают, и я отбрасываю на тумбочку этот идиотский букет, что выглядит сейчас не иначе, как издевательство над всем, о чем я думал сегодня целый день. – Я не отпущу тебя. Я буду держать тебя, и ты никуда не уйдешь, пока все не объяснишь. Я не знаю, причин, я не вижу их. Я вижу лишь то, что ты не хочешь идти навстречу, – снова кривлю душой, ведь я все знаю. Знаю, но старательно отмахиваюсь от этого. Я не знаю, что еще сказать тебе, кроме пресловутого «извини». Только вот люди явно переоценивают значение этого волшебного слова, они ничего не понимают в этом. Ответом мне были твои приподнятые брови и явное недовольство. Я не нашел, что ответить на это, и ты продолжила. А дальше я уже просто не решился тебя прерывать. Ты говорила много и долго, делая паузы и собираясь с мыслями. Я не знал, что тебе было так больно, что тебя так задели мои поступки. Прости, Николь. Снова и снова я повторяю это в своей голове, но ты не умеешь читать мысли. Ты затронула нашу ночь, ты вспомнила ее, но не с лучшей стороны. Я не удержался и чуть поморщился, вспоминая, как обламывал тебя, как не давал прикоснуться к себе, не позволял подарить мне то же наслаждение, которое ты дарила мне. Глаза начало щипать от неожиданно откуда-то взявшихся слез, от боли, но я сдержал их. Я видел боль в твоих глазах, и она находила отклик у меня внутри, она проникала туда, нанося на мое сердце свежие кровавые следы. В твоем видении я был тем еще козлом, и я не смею спорить, хоть и есть с чем. Ты не даешь мне этого сделать. Заканчиваешь свою тираду и уходишь. Уходишь, не желая слушать моих ответов и возражений. Медленно сниму с себя куртку и сброшу ботинки, совершенно не заботясь о том, куда забросил их. Я должен открыться тебе, должен признаться, иначе ничего не изменится. Это было нелегкое решение, но я принял его, и твердо намерен исполнить. Как бы не было тяжело.
– Ты в моей душе, Николь, – войду в кухню, где ты стоишь у окна, глядя на вечернее чикагское небо. – Ты слишком глубоко в моей душе, как никто другой. Как никогда раньше. Никогда я не испытывал ничего подобного, никто не вызывал у меня столько эмоций. Столько любви, – добавлю я, немного помолчав. Ты вздрогнешь и повернешься, словно ища подтверждение или опровержением моим словам на моем лице. – Ты не ослышалась, я люблю тебя. Люблю и ненавижу себя за то, что поступаю так с тобой. Что вынужден причинять тебе эту боль, – мне трудно говорить. Каждое слово я пропускаю через себя. Каждое слово наполняется моей болью и мольбой о прощении и понимании. Да, я решил признаться тебе, решил сказать правду, но это тяжело. Гораздо тяжелее, чем я думал. Гораздо тяжелее, чем признаться тебе в любви. – Ты прекрасная любовница. Самая лучшая из всех, не смей даже думать иначе. Даже сейчас, в этот самый момент, я хочу тебя. Ты не представляешь, насколько ты прекрасна и желанна для меня. Если ты не веришь моим словам, то поверь моему телу. Оно не способно лгать, не способно обмануть тебя, – вряд ли это утешит тебя, или перевернет твое представление обо мне, или же повысит твою самооценку. Я должен поцеловать тебя, чтобы ты поверила мне? Чтобы почувствовала, как все мое тело сотрясает безумная дрожь, как мои пальцы не в силах сдерживаться, скользят по твоей идеально гладкой коже. Я не могу, не могу себе позволить, да и твой взгляд если и смягчился, то совсем ненамного. Моих слов недостаточно, даже пресловутого любовного признания и то мало для тебя. Ты хочешь правды. На меньшее ты не согласна. Меньшее тебя не устроит и никак не повлияет на холодность в наших отношениях. – И наши отношения существуют, они есть сейчас. А вот будут ли они продолжаться дальше, это зависит только от тебя и твоего решения, – вот и я подошел к той самой крайней точки обрыва, с которого мне предстоит прыгнуть. Ты ничего не понимаешь, да и не должна. По крайней мере, пока. А мой голос обрывается, я не могу сглотнуть этот ужасный комок, что образовался в горле. Не могу утихомирить сердце, что от волнения бьется как сумасшедшее. Я пытаюсь подобрать слова, пытаюсь найти правильные, но у меня не получается. Я собираюсь открыться тебе, выставить себя слабым. – Николь, – севшим от волнения голосом зачем-то зову тебя, хоть это и не нужно совсем. Ты и так смотришь на меня, не сводя взгляда. А мне нужен еще один шаг, еще один маленький шаг, и я полечу с этого обрыва прямо в бездну. В бездонную черную бездну. – Я урод, – больше никак не назвать то, что я собираюсь тебе показать. Это уродство. Это то, что призвано отталкивать людей, вызывать на их лицах гримасу отвращения и ужаса. – В прямом смысле этого слова. Ты хотела увидеть то, что я скрываю под футболкой. Хотела узнать, почему я выгнал тебя вчера из своей спальни, – я больше не могу говорить. Слова не идут, но я медлю. Черт, еще несколько секунд мы просто молчим. Ты ждешь продолжения, а я трясущимися пальцами никак не могу захватить край свитера, что был надет на мне.
Наконец, мне удается сделать это, и я стягиваю предмет одежды через голову и отбрасываю его на стул. Снова встречаюсь с тобой взглядом, но через мгновение закрываю глаза. Просто смыкаю веки, чтобы не видеть твоей реакции. Каждая секунда кажется безумной вечностью. В комнате довольно тепло, но меня пробирает дрожь до самых костей. Я так сильно люблю тебя, Николь, но сейчас я прощаюсь. Прощаюсь с тобой и с тем счастьем, что ты дарила мне. В моей голове стоит отчетливая картинка: ты прикрываешь рот рукой, чтобы сдержать вскрик. Смотришь на меня, скользишь взглядом по ужасным шрамам, исполосовавшим мою грудь. Внутри тебя медленно поднимается тошнота, и ты, не в силах больше выносить этого, просто уходишь. Кажется, я даже слышал в своей голове, как хлопает входная дверь, которая отделяет мою жизнь с тобой от жизни без тебя. Но на самом деле все не так. На самом деле в комнате царит полная тишина, нарушаемая лишь, кажущимся набатом, звуком настенных часов, отсчитывающим секунды, в течение которых ты смотришь на меня. Я сжимаю кулаки, что есть силы, словно это могло помочь. Словно это способно потушить это разрушающее пламя, сжигающее меня изнутри. Твое прикосновение будет равносильным удару тока в сто тысяч вольт. Твои ледяные пальцы скользнут по моей груди, обводя один из длинных шрамов. Я помню, как получил его. Это был нож одного из тех, кто мучил меня. Он вел им по моей груди, медленно, причиняя безумную боль, и наслаждался моим криком. Тогда можно было кричать, а сейчас я не могу. – Не надо, прошу, – я не знаю, зачем ты делаешь это, но эта фраза – все, что я смогу едва слышно простонать тебе. Ты причиняешь мне боль. Лучше просто уйди. Просто сделай мне больно сейчас, разрушь мою жизнь, и я попробую идти дальше. Пожалуйста, только не будь такой нежной. Не давай мне надежду на то, чему никогда не суждено больше сбыться.
[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Дурацкий поступок, совершенно идиотский. Но я уже не могу его исправить, не могу отменить отправку этого сообщения, которое призвано перечеркнуть все между нами. Я искренне полагала, что так будет лучше для нас. Не знаю, по какой причине ты держал меня рядом. Слишком вежливый, чтобы выгнать из квартиры? Слишком сволочь, и оставляешь меня для удовлетворения хотя бы собственных потребностей? Я не знаю ответ и не хочу думать о тебе так. Все, что мне нужно — правда. Мне нужна от тебя правда и объяснения, какого черта я сделал, чтобы заслужить такое отношение. Даже осужденные имеют право посетить суд над собой и узнать все детали дела, свой приговор. Вот и я имею право на правду, на искренность. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Так? Вот и открой мне эту правду. Иначе я уйду. Я оставлю тебя и твою уютную квартиру, я больше не побеспокою тебя своим обществом, если я настолько неприятна тебе. Я не хочу никому причинять неудобства или стеснение. Мне совсем это не нужно, да и быть незаметной мне нравится больше. Но твое появление в моей жизни изменило многое, и теперь мне надо как-то с этим совладать. Надо взять себя в руки и встретить тебя на пороге, прямо посмотреть в твои глаза и не пасануть. А мне ведь так страшно, так трудно держать себя в руках. Но я должна. И я буду стойкой, буду той, кто может дать отпор и не съехать с собственной точки зрения. — Всем спокойнее. Не придется переступать через себя, не придется бороться с этой холодной отстраненностью. И не придется тебе быть со мной таким вежливым, когда в голове совершенно другие мысли, — нет, само собой я не была в твоей голове и не могу с точностью заявить, что там можно найти. Но догадаться не так уж и сложно, правда? Между нами все круто изменилось за последние дни и это невозможно не брать во внимание, ты и сам это прекрасно понимаешь. — Я не хочу идти на встречу? Джер, ты издеваешься? Я делаю все для того, чтобы переступить через собственные страхи, сомнения и все прочее. Я иду тебе навстречу с самого начала, я борюсь с тем, что мне мешает, лишь бы с тобой у нас все было хорошо. А ты отталкиваешь меня. Дважды отталкиваешь, да еще так… Словно я для тебя ничего не значу, словно я надоедливое приложение, которое неожиданно завладевает твоим вниманием, отвлекая от чего-то важного, — не так-то полезно для самооценки сравнивать себя с вещами и чем-то вообще не имеющим оболочки. Но как еще мне достучаться до тебя? Ты ведь понимаешь, что твое «не отпущу» никогда не принесет положительных плодов, не поможет нам решить проблемы? Надеюсь, что понимаешь.
И я сорвалась. Я потеряла контроль над собой и понеслась. На самом деле я не рассчитывала, что начну изливать тебе душу, не предполагала, что во мне так много этой боли и ей отчаянно нужен выход. Я не думала, что скажу все это тебе в лицо. Но вот они мы, замираем друг напротив друга, сверлим взглядами, не в силах ничего изменить. С моих губ срываются слова полные обиды и отчаяния. Я ведь и, правда такая, совсем потерявшаяся и отчаявшаяся. Ты был тем единственным, кто давал мне смысл жизни, смысл всего. Но теперь и тебя у меня не будет. И как быть? Я не знаю ответа ни на один вопрос, что задаю самой себе. И никогда их не найду… — Я люблю тебя, но все это словно не имеет для тебя значения, ведь ты закрываешься за своими вещами, за своими проблемами. Я понимаю, что так было удобно всегда, что ты привык. Я точно такая же, не пускаю никого далеко в свое сердце. Но для тебя я сделала исключение. Ради тебя, ради нас, я пошла на многое, даже если ты не замечаешь этого, не ощущаешь. Но это так и есть. А вот ты не можешь, ты не можешь открыться мне. Ты не подпускаешь меня к себе. Боишься, что я обижу? Черт, Джер, пускай мы вместе совсем мало, но я думала, что ты понимаешь, какая я. И что я никогда тебя не обижу, — говорить можно много, долго и страстно, но все равно мои слова никогда чудом не исправят ничего. Слова просто растворятся в воздухе. Какими бы эмоциональными, какими душевными и искренними они не были, они все равно исчезнут. Растворятся. Как и все, что между нами: растворяется, словно в кислоте, пузырится и шипит, как последнее движение. — Я рассчитывала на другое. Что ж, я ошиблась, — я могла бы еще многое сказать, у меня немало мыслей скопилось за это время. Но я предпочитаю уйти. Предпочитаю поставить точку и не мучить больше нас. Я уйду с глаз твоих. Пока только в кухню, но видимо все-таки придется собрать вещи и свалить. Объяснения тебе дала, как ты и просил, поэтому теперь ты обязан меня отпустить. Отпустишь?
Всеми силами я старалась не прислушиваться к звукам в квартире. Забивала голову какими-то стихами, какой-то чушью. Но все равно слышала твое перемещение по прихожей, слышала, как ты неудачно наступил в одном месте на пол и он резко отозвался скрипом. И это значит, что ты приближаешься ко мне. На кухне горит лишь небольшой светильник, а за окном темно, поэтому в стекле окна я прекрасно вижу твое отражение, твой силуэт, даже черты лица. Скрещиваю руки на груди, чтобы унять дрожь — зачем ты пришел? И ты словно вторишь моим немым вопросам, начиная говорить. Мое сердце запинается на ровном месте, а по телу пробегает разряд тока. Что ты такое несешь, Джеральд? Что ты говоришь? Как? Жадно вслушиваюсь в каждое слово, ощущая головокружение и легкую тошноту. Что ты только что сказал? Я оборачиваюсь и через мгновение поворачиваюсь всем телом, встречаясь взглядом с твоим. Что ты сказал? Любишь? Меня? Что называется, моя челюсть отвисает, и я приоткрываю рот, переваривая услышанное. Как сумасшедшее, сердце бьется в груди, а тело трясется от напряжения. Я немного подаюсь вперед, не веря своим ушам. Может, послышалось? Может, это галлюцинация и я просто сплю? Ты продолжаешь говорить, а у меня все переворачивается в груди. Это разве может быть правдой? Нет, Джер, ты врешь мне. Правда же? Ты наверняка врешь мне, чтобы я отстала и больше е мешала тебе. Но, черт возьми, как же это приятно. Твое признание в любви все еще остается для меня «сном», я не могу осознать. А вот все остальное около дела, но так же нереально. Где я могу быть идеальной любовницей? Если ты видеть меня не хочешь, начиная с совместного душа, а заканчивая последними днями, когда ты даже поцеловать меня не смог, не говоря о чем-то большем. Как это понимать, Джеральд? Что мне думать? — Я ничего не понимаю… Твои слова совершенно разнятся с тем, что между нами происходит. Я не верю… — да, никак не могу поверить. Ты же видишь, я не таю к твоим ногам, я не падаю ниц только потому, что ты позволил мне выплеснуть всю боль. Тем не менее, я как-то обмякну, опущу плечи и голову. На меня наседает апатия, и я просто мечтаю о том, чтобы лечь и никогда больше не вставать и не просыпаться. — А причем тут мое решение? Почему именно я должна что-то решать? Скажи мне правду, скажи все, как есть. Пожалуйста, — мой взгляд довершит эту жалобную сцену, ты просто не получишь выбор, ведь если я не узнаю правду, то уже ничего между нами не будет.
И ты осознаешь это. Я вижу твой взгляд, вижу, как судорожно сглатываешь, как борешься с собой и медлишь. Ты дрожишь, но продолжаешь. И мне безумно жаль тебя, хочется только обнять и согреть несчастного. Но сейчас речь о другом. Ты стягиваешь с себя свитер, так неожиданно и я замираю и запинаюсь на мгновение: к такому я немного не готова, но, тем не менее, мой взгляд выражает решимость. Увидишь ли ты ее вообще? Свитер остается в стороне, а ты зажмуришься, оставаясь в одних штанах. Я опускаю взгляд и вижу наконец-то, о чем ты говорил. Урод. Так ты себя назвал? Господи, Джеральд. Как ты мог такое о себе думать!? Я стою с открытым ртом напротив тебя, с болью осматривая твою кожу, исчерченную различными шрамами. Это страшно, я не скрываю. Но лишь потому, что я переживаю, что ты мог погибнуть… — Джер, — мой голос такой тихий, почти беззвучный и я не уверена, что ты что-то услышал. Осторожно делаю шаг, второй. Беззвучно я приближаюсь к тебе, во все глаза рассматриваю твои шрамы. Рука машинально тянется вверх и пальцы, чуть дрожащие, касаются кожи. Ты вздрагиваешь, и я автоматически делаю то же самое. Но меня не испугать, слышишь? Меня совсем не пугает увиденное. Сердце затопляет тепло и любовь. Мне хочется немедленно обнять тебя и вылечить все травмы, хоть я и не могу такое сделать, к сожалению. А тем временем я веду кончиком пальца по твоей коже, по неровностям и ужасным шрамам, таким совсем не похожих на киношные или на грим. На ощупь они отличаются температурой от твоего тела: гораздо прохладнее. Но я не боюсь и это самое важное! Внимательно рассматриваю тебя, поднимая взгляд, ведь ты нарочно игнорируешь все. Джеральд. Мысленно взываю к тебе, но ты не ловишь сигнал и не открываешь глаза, чтобы посмотреть в мои и увидеть искренние эмоции. Кожа к коже — я прикладываю ладонь к твоей груди, осторожно касаясь пальчиками шрамов, скольжу по груди, чувствуя судорожное биение твоего сердца. Так и замираю. Кончики пальцев колет от ожидания. Свободной рукой я тянусь к твоему лицу, касаясь щеки так нежно. — Джеральд, — мягко зову тебя по имени, но ты не отзываешься и не спешишь открыть глаза. Хорошо, пусть так, мне не привыкать говорить в пустоту.
— Ты думал, что эти шрамы меня напугают и оттолкнут? Так? Ты ошибся, ты очень ошибся на мой счет, Джер. Мне так жаль, что ты боялся этого, что жил и ждал, когда это случится, но такого не будет. Слышишь? — молю, посмотри на меня! Молю, перестань так мучить меня! — Джер, я не вижу урода, не вижу ничего, что могло бы изменить мои чувства к тебе. Эти шрамы — это напоминания о прошлом, о том, что мы прожили разные жизни, сложные. От них не избавиться, ты сам понимаешь. И я не хочу избавляться от тебя. Мне очень страшно за тебя, что ты пережил столько всего и я даже представить не могу, насколько тебе было страшно и больно, когда… Но, пожалуйста, позволь мне… Позволь доказать свои слова, — ты уже начинаешь двигаться назад, пятишься от меня и моих рук, но я уверенно делаю шаг следом и обнимаю тебя, прижимаясь к груди щекой и губами. Пальцы за твоей спиной каются кожи, и я вздрагиваю. Это еще что такое? Я отстраняюсь, а ты открываешь глаза и смотришь на меня с нескрываемым страхом. Все еще держусь за тебя и обхожу по кругу, с еще большим ужасом глядя на исполосованную спину. Тебя хотели на кусочки разорвать? Глаза щиплет от слез и страха за тебя. Бедный мой, как ты справлялся с этим всем один? Ты чуть поворачиваешь голову назад, не решаясь ничего сказать. А мне сначала надо совладать со своими эмоциями, прежде чем двигаться дальше. Я все же обнимаю тебя со спины, прижимаясь к мускулистой спине и сжимая свои руки в замок впереди тебя. — Прости меня. Пожалуйста, прости, что я была такой упрямой и не желала сдаваться… Я лишь хотела, чтобы между нами больше не было тайн, — приходится сделать глубокий вдох, прежде чем продолжить. — Джеральд, ты самый идеальный для меня. Слышишь? Ты идеальный, ты прекрасный для меня все так же сильно, и твои шрамы никак не портят мои чувства к тебе. Я говорю чистую правду, я говорю только то, что думаю, — крепче прижимаюсь к твоей спине, легонько касаясь губами ближайшего шрама и нежно целую, ощущая твою реакцию, реакцию твоего тела. Еще один и еще. Я прохожусь по всем отметинам на твоей спине, до каких могу достать, и каждый осторожно согреваю своим дыханием и мягкими губами. — Посмотри на меня, — отстраняюсь на пару шагов назад, вынуждая тебя полностью повернуться. — Иди ко мне, — протягиваю к тебе руки и жду, когда ты решишься, когда, наконец, отбросишь все сомнения и подчинишься. Встаю на носочки и касаюсь твоих губ, таких сладких и желанных. Очень несмело, но ты отвечаешь, обнимаешь меня за талию, приподнимая над полом, а потом и вовсе поднимаешь на руки, вынуждая обвить твое тело ногами. — Я все так же хочу тебя, Джеральд Бриджес. Прямо сейчас, — эти слова так не типичны для меня, но срываются с губ легко. И я не жалею о них. Они стоят этой твоей улыбки мальчишки-сорванца.
[nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
– Никому не будет спокойнее, Николь, сейчас ты просто обманываешь саму себя. И если ты так четко знаешь о том, какие мысли у меня в голове, может, поделишься? – ведь единственное, о чем я думаю сейчас, это как бы разрушить все барьеры, преодолеть твои придирки и поцеловать. Целовать так жарко, чтобы ноги перестали держать тебя. Чтобы ты безвольной куклой обмякла в моих руках и улыбнулась. Обожаю твою улыбку, она освещает мою жизнь. Вся моя жизнь сосредоточилась вокруг тебя, вся моя жизнь сейчас только для тебя. Я ведь осмелился поверить в счастье. В то, что у нас с тобой может все получиться. Как у нормальных людей, как у тех, кто согревает друг друга теплом всю оставшуюся жизнь. Только вот у тебя на этот счет, кажется, уже совсем другие планы. Мысли в твоей голове, которые ты обличаешь в обидные и жестокие по отношению к самой себе слова, не имеют отношения к реальной действительности. Но только ты во многом права. Права, что я отталкивал тебя. Отталкивал, потому что так было нужно мне, так было гораздо удобнее. Удобнее прийти сюда и извиниться перед тобой, чем открыть всю правду. Ты открыла мне свое прошлое, открыла свое настоящее имя, и я понял. Я принял тебя такую, потому что желание быть с тобой выше и сильнее всего остального. Но только не в моем случае. Лучше бы называл себя чужим именем и был преступником, убивающим по ночам людей. В таком случае мне было бы куда легче признать тебе, чем в том, что на самом деле происходит со мной. Что мое тело едва ли похоже на тело настоящего мужчины, и что вряд ли, увидев меня обнаженным, женщины штабелями ложатся, только бы провести со мной ночь. Я знаю это, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что мое тело никогда не станет прежним. Даже лучшие пластические хирурги не могли обещать стопроцентного результата. Помню, как отваливал бешеные деньги за консультации, за биопсию и прочие анализы, но итог оставался один. Так я перестал быть идеалистом, так я перестал думать, что все можно вернуть и наладить. Так я закрылся в себе, находя утешение сначала в алкоголе, а теперь и в моей работе. Я привык быть таким, привык отводить взгляд от зеркала и мыться в душе, едва глядя на себя. Я забыл о пляже, забыл о том, что в некоторых случаях горазд удобнее быть с обнаженным торсом. С некоторой завистью я смотрел на парней, которые гуляли со своими девушками по берегу озера Мичиган. А я просто сидел с бутылкой пива неподалеку, зная, что не могу позволить себе этого, что никогда больше не осмелюсь показаться людям без футболки. Но ты появилась в моей жизни, ты подарила мне радость и заставила забыть о том, какой я на самом деле – сломленный и сломанный, с искалеченной судьбой и ужасным телом. Я хотел тебя, желал едва ли не с первой встречи, но не отдавал себе отчет в том, что будет дальше. Не подозревал, что ты так скоро потребуешь ответов и не сдашься, пока не получишь их. И я не найду, что ответить тебе. Ведь я, и правда, помогал тебе переступить через собственные страхи, помогал найти тропинку, что приведет тебя ко мне. А теперь закрываюсь сам. Закрываюсь и не хочу, чтобы ты проворачивала со мной те же приемы.
Мне остается лишь опустить взгляд, потому что я виноват. Знаю, что виноват перед тобой, но все равно не могу отпустить. Как не могу и признаться тебе во всем. Ты не обидишь меня… я знаю, я верю тебе. Только ты не представляешь, о чем говоришь. Это не мелочь, которую можно вычеркнуть и забыть, переступить и идти дальше. Ты обронишь, словно случайно, последнюю фразу перед тем, как уйти. Она войдет в мое сердце острой стрелой, перебивая дыхание. Ты ошиблась. Ты ошиблась, доверившись мне, открывшись, и теперь тебе больно. А мне больно от этого, и еще больнее от осознания того, что я должен что-то сделать. И есть лишь один единственный выход из сложившейся ситуации – правда. От этого слова, произнесенного даже мысленно, меня кидает то в жар, то в холод. Мои руки трясутся, а сердце бьется, как сумасшедшее. Но также точно я знаю, что если не сделаю ничего, если не сделаю шаг тебе навстречу, то все останется так, как есть. Ты просто пойдешь в свою комнату, соберешь вещи и исчезнешь из моей жизни, как однажды исчезла из той жизни, где ты была Николь, а не Софи. И я никогда больше тебя не увижу. При мысли об этом мне становится лишь хуже, и я понимаю, что готов абсолютно на все, только бы ты осталась здесь. Хотя, это лишь призрачные надежды и мысли. Невозможно остаться равнодушным, увидев то, что я скрываю под футболкой. Невозможно остаться и побороть отвращение. Но это мой последний шанс. Моя последняя возможность. Тогда я буду точно знать, что сделал все возможное, что предпринял абсолютно все, чтобы ты была со мной. Но я перестал быть идеалистом, я прекрасно понимаю все расклады. Даже твое признание в любви меркнет перед тем, что я собираюсь показать тебе. Я не могу поверить в твои слова, ведь меня нельзя полюбить. Нельзя, и ты не можешь. Тем не менее, я найду в себе силы снять верхнюю одежду и прийти к тебе. Мои слова ведь ничего не значат без правды. Без того, что ты хочешь услышать на самом деле. Но я хочу их произнести, я должен. Должен признаться тебе в своих чувствах. Я не могу найти им определения, не мог подобрать слов, пока ты не сказала первой. Да, это любовь. Это то, что так неимоверно сильно тянет меня к тебе, что не дает отпустить. Держит в своих сильных руках, мешая дышать. Но ты не веришь моим признаниям. Это больно ранит снова, но я не должен обижаться. – Поверь, – просто поверь, я больше ничего не могу добавить к этому. Больше мне нечего сказать, теперь за меня могут сказать только лишь мои поступки. Ты снова давишь на меня, давишь своим взглядом, своим желанием узнать всю правду. И я покажу тебе ее. Покажу тебе всю эту ужасную правду, которую скрываю ото всех.
Только терпеть и выносить твой взгляд я не в силах. Я закрою глаза и погружусь в свои мысли, отрешившись от реальности, закрываясь от нее. Так легче, так, на самом деле гораздо проще – не видеть твоих глаз, не видеть отвращения в любимых глазах. Я не смогу вынести этого, я лучше просто услышу, как захлопнется за тобой входная дверь. Только и этого не происходит. Лишь мое дыхание нарушает звенящую тишину. Мое имя срывается с твоих губ, но я никак не обозначу, что слышал его. Что? Хочешь добить меня окончательно? Я буду ждать чего-то, сам не знаю, чего, но буду ждать. Твои пальцы коснутся моей груди, и холод, сковавший меня изнутри, вырвется дрожью, что станет единственной реакцией моего тела. Что покажет тебе, что я все еще жив. Твои пальцы скользят по неровностям моей кожи, и я не понимаю, что это значит. Что ты хочешь сказать этими действиями? Снова мое имя на твоих губах, снова ты зовешь меня. Но я так глубоко увяз в своем собственном омуте, что не могу выплыть. Не могу открыть глаза. Я чувствую тебя так близко, твое дыхание совсем рядом, а сердце так отчаянно рвется из груди, реагируя на твою ладонь. Ты начинаешь говорить, а я пытаюсь слушать. Пытаюсь держаться и не падать снова в свою собственную бездну. Пытаешься вытянуть меня из ада, в который я сам себя заточил, в котором так тепло и можно просто страдать, упиваясь собственным ничтожеством. Только твои слова – они так отличаются от того, что я мог ожидать. В них не было жалости, не было ничего, чего я так боялся. Они излучали… тепло? Тепло, которое согревало меня, обволакивая каждую клеточку моего тела. Но… но вдруг это лишь иллюзия? Больная фантазия израненного мозга? Вдруг это все нереально и просто сон? Просто сон о том, что все может быть хорошо, но стоит мне открыть глаза, как это исчезнет. Испарится, словно дым. И ты перестанешь быть здесь, ты перестанешь быть реальной, останешься лишь воспоминанием, но я не выживу! Я не смогу, мне страшно! Мне в жизни не было так страшно, как сейчас. Твоя ладонь на моей щеке такая теплая, такая родная, но она не поможет мне перебороть это. Я делаю шаг назад, не открывая глаз. Разрываю твои касания, но лишь на мгновение. Твои руки снова обнимают меня, и я разомкну веки. Я встречусь с твоим взглядом, а ты увидишь мой – испуганный и напряженный. Твои пальцы касаются спины, и я снов вздрагиваю, как от острой боли. Там все гораздо хуже, в разы хуже, только теперь я знаю точно, что ты реальна. Что ты здесь, и это не мой сон. Ты оказываешься сзади, некоторое время изучая, словно карту, изрисованную шрамами спину. Обнимаешь меня, прижимаясь своей щекой к моей спине, совсем не гладкой и не приятной на ощупь. Это были самые унизительные минуты моей жизни. Знать, что каждый сантиметр моей кожи подлежит тщательному изучению, что все это приведет лишь к неутешительному финалу. Я рискну лишь немного повернуть голову, чтобы увидеть тебя, но не больше. Ты снова начинаешь говорить, а мое сердце снова кровоточит в ответ. Я должен поверить твоим словам, я ведь обещал. Обещал верить тебе.
Только все же слишком сложно представить, что тебе не противно касаться моего тела, ведь даже мне самому не по себе от этого. Твои нежные поцелуи не могут быть сном. Мое тело весьма остро реагирует на твои ласки, но мне все еще немного страшно. Но вот ты отходишь, разрывая объятия, и просишь посмотреть на тебя. Я помедлю, все еще не до конца веря в реальность, но повернусь к тебе лицом. Подойти к тебе? Подойти и не бояться быть отвергнутым? На деревянных, совершенно негнущихся ногах я сделаю эти два шага навстречу, замирая и ожидая продолжения. Твои мягкие теплые губы касаются моих, а руки обвивают мою шею. Я сомкну свои ладони на твоей талии, немного робко отвечая на поцелуй. Внутри также робко и несмело теплится надежда на счастье. На счастье с тобой. Но с каждой секундой она становится все больше и сильнее, кажется, я начинаю верить в это. Крепче прижму тебя к себе, приподнимая над полом. И еще выше, чтобы ты обвила ногами мою талию. Ты хочешь меня. Ты все еще хочешь меня. Наконец, я улыбнусь. С облегчением и полным осознанием того, что ты моя. Что ты принимаешь меня таким, что ты и, правда, любишь меня. – Я люблю тебя, Николь, – мне кажется, этой фразы вполне достаточно будет, чтобы ответить на все твои слова, на извинения и все, что ты говорила мне. Я люблю тебя – я готов кричать об этом всему миру. Я целую тебя снова, уже куда более смело и откровенно. – Мы же не станем заниматься любовью прямо на кухонном на столе? – с усмешкой спрошу чуть охрипшим голосом. По твоей улыбке можно понять, что ты совсем даже не против, но нет, я не стану. Я отнесу тебя в свою спальню, осторожно положу на постель, и несколько мгновений буду просто смотреть на тебя. Затем избавлю тебя от твоего домашнего костюма, чтобы насладиться твоей кожей, ее идеальной гладкостью и нежностью. Мои губы целуют твою шею, я касаюсь ее языком. С такой мучительной нежностью, такой медлительностью и любовью, буду ласкать тебя. Твою грудь с торчащими сосками, которые так остро реагируют на мои прикосновения. Ты выгибаешься мне навстречу, ты проводишь пальцами по моей спине, и я снова и снова вздрагиваю, не веря до конца тому, что все реально. Что такие ощущения можно получать от прикосновения к обнаженной коже. Мое горячее дыхание обжигает твою кожу, я спускаюсь ниже, лаская твой живот. Твои пальцы путаются в моих волосах, и ты умоляешь о большем. Умоляешь меня продолжать. Все слишком откровенно. Обнаженные нервы, обнаженные тела и обнаженные души. Мы больше не боимся. Я больше не боюсь.
[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Ты никак не хотел услышать меня, не хотел понимать, что происходит. Нет, я не виню тебя, ведь это все только мои тараканы и мои проблемы, что я так ужасна. Но все равно это больно, что ты не понимаешь. Мне больно от того, как быстро и просто все между нами разрушилось, как мы перестали пребывать на седьмом небе от счастья и как стали отдаляться с невероятной скоростью. Я с тоской смотрела тебе в спину, когда после разговора со мной предыдущие дни ты разворачивался и уходил: ни обняв, ни поцеловав, ни даже улыбнувшись. Мое сердце нещадно болело, а на душе было так гадко, что я просто больше не смогла выносить это. Поэтому я написала то сообщение, поэтому от отчаяния пошла на идиотский поступок и испортила все окончательно. Впрочем, я особо и не рассчитывала, что это можно было исправить. Все было делом времени, когда мы вынуждены будем разойтись по своим жизням. Ты же не станешь терпеть отвращение, ложась со мной в постель, не станешь тратить время на ту, кто тебе совершенно неприятен. Так зачем тянуть, если можно сделать все сразу? Но, кажется, я ошибаюсь. Я смотрю на тебя, на твою реакцию, на твое недовольство моим решением и ничего не понимаю. Почему ты цепляешься за мои слова, почему так резко осаждаешь и продолжаешь бороться, вместо того, чтобы согласиться? Я не верю, что тебе не все равно, что я нужна тебе. Но каждое твое слово, каждая жесткая фраза направлена как раз на это — на то, что я неправа и решила все неправильно. Но как же так, Джеральд? В любом случае, я выскажусь. Раз ты не понимаешь сам, то я поведаю историю. Расскажу о своей боли, расскажу о том, как мне трудно бороться с тобой, как трудно мне было в ту минуту, когда ты отвергал меня. Я выплесну свою боль и свои страхи. Пускай я выгляжу жалко, но мне ведь больше нечего терять, правда? Я достаточно натерпелась унижения за два раза. А потом ты идешь следом и говоришь такие вещи, что я просто теряюсь, не знаю, что сказать. Внимательно слушаю все, что ты говоришь, но не осознаю. Любишь меня? Но как же твое нежелание, чтобы я заходила к тебе или все остальное? Как быть с тем, что ты держишь меня рядом, но не позволяешь придвинуться ближе, не позволяешь мне узнать сверх того, что я и так знаю? Что это за избирательное доверие? Я не согласна на это, не согласна плясать по твоим правилам, молча сносить все. Если ты хочешь быть со мной, то раскроешь всю правду. А я обещаю понять, обещаю не рубить больше сгоряча, как с тем сообщением…
И я даже не могла представить, как все пойдет дальше. Я видела эту твою внутреннюю борьбу, видела твой страх и слабость. Ты ненавидишь быть в глазах других слабым: я поняла это еще когда выхаживала тебя после случая с ногой. Но тебе совершенно нечего бояться меня, ты не должен из-за этого переживать, ведь, как и в тот раз, я не сделала и не сказала ничего, что могло бы тебя унизить. Ты не слабый и немощный для меня, ты невероятно мужественный, но такой хрупкий, что хочется заботиться о тебе и быть максимально рядом, чтобы незримо помочь и придать сил. Каждому мужчине это надо, пускай вы и не любите в этом признаваться. И вот ты делаешь это. После некоторой борьбы с собой, после моего умоляющего взгляда, ты сдаешься. С обреченным вдохом скидываешь свой свитер и замираешь, словно статуя. А я наконец-то получаю ответ на свой вопрос. Тут все становится на свои места и картинки складываются воедино. Ты боялся показать мне эти шрамы, ты боялся напугать меня ими. Но… я не боюсь. Слышишь, Джеральд? Я совсем не боюсь тебя, не боюсь твоего тела. Под всеми этими жуткими отметинами я прекрасно вижу, какое оно идеальное, какое желанное для меня. Даже вместе со шрамами желанное. И я собираюсь доказать тебе это. Собираюсь говорить, как мне важно то, что ты решился на этот поступок, как я горжусь тем, что ты открылся мне, позволил узнать тебя еще ближе. Ты говорил про свою службу неохотно и скупо, но тогда я не понимала ничего толком. Зато теперь становится яснее, что ты утаивал и не хотел рассказывать. Зато может теперь не будет для тебя преград, чтобы поделиться со мной? Знаешь, я хочу этого. Хочу быть той, кому ты можешь доверять полностью. Ты можешь доверять моим нежным и мягким прикосновениям — я ни за что не сделаю тебе больно, просто расслабься. Я не позволю тебе больше закрыться от меня за одеждой или чем-то еще. — Не бойся, — едва слышно прошепчу это, снова касаясь твоего тела, проводя пальчиками по очередному шраму. Да, внутри у меня все дрожит от страха, но не потому, что ты мог бы подумать. Мне страшно за тебя: как много ты пережил ужасов, прежде чем получил эти отметины? Что произошло? Мне страшно за то, как долго ты носил это все в себе, боялся доверять людям. Мне страшно, что тебе было больно, а никто этого не понимал, никто не мог обнять тебя и сказать, что все будет хорошо, что ты не один. — Я с тобой, я не брошу тебя, обещаю, — снова очень тихо шепчу это, глядя в твои испуганные глаза. Такие любимые, такие прекрасные, как и ты сам.
Сейчас я смотрю на тебя и словно вижу заново. Вижу другого Джеральда, куда более серьезного, более опытного. Нет, не старого, не мерзкого. Я вижу эти морщинки вокруг твоих глаз, вижу эти плотно сжатые губы. Ты выработал привычку жестко держаться при других людях, не позволяя им увидеть тебя слабым. Но со мной ты не обязан быть таким, не обязан держать все в себе. Я хочу разделить твои переживания, хочу облегчить твою душу. Хочу показать, что не перестаю мечтать о том, чтобы быть с тобой. Да, это все еще остается моей мечтой, ведь это кажется таким нереальным. Даже после того, как я переехала к тебе. Может, после сегодняшнего дня все изменится? — Не бойся меня. Пожалуйста, — я не хочу спугнуть тебя, а в гробовой тишине кухни ты без труда слышишь каждый мой вдох, каждое слово. А еще так остро ощущаешь мои движения и прикосновения. Машинально хочешь отстраниться, но я не позволю. Уверенно прижимаюсь к твоей спине, согревая своим теплом, своей любовью. Щекой чувствую шрамы, но никакого отвращения в душе не появляется. Это все еще ты. Все еще тот, кто смог изменить меня и мою жизнь. Ты все еще мой Джеральд, который смог открыть дверь в мою душу, кто прошел по темным коридорам моего страха и прошлых призраков, а затем забрал главный приз — мое сердце. Я не перестану относиться к тебе так же трепетно и с нежностью. Я не перестану дрожать от твоих прикосновений, даже от твоих взглядов. Нам еще многое предстоит узнать друг о друге, но я уверена, что теперь мы сможем справиться со всем. Вместе. Держась за руки. И меня совсем не напрягает, что ты молчишь. Я знаю, что ты слышишь каждое слово, прокручиваешь их в голове и пытаешься понять. Я дам тебя время, совсем немного, ведь мне тоже трудно, мне тоже страшно. Что ты не поверишь, что в последний момент вновь оттолкнешь и скажешь никогда больше не лезть к тебе и в твою жизнь. Но ты подчинишься моим словам, когда я попрошу подойти. Ты сделаешь эти несколько шагов, и я пойму, что все будет хорошо. Еще мгновение и твои руки так привычно обнимают меня, прижимая еще ближе. Я улыбаюсь в твои губы и отстраняюсь. — Я тоже тебя люблю, Джеральд, — этот момент навсегда останется в моей душе. Ты первый мужчина, который смог завоевать мое сердце, кто сделал невозможное ради меня. Ты первый, кого я искренне и страстно полюбила. Ты первый, кого я называю своим мужчиной. Ты изменил мою жизнь.
Я улыбнусь в ответ на твой вопрос, выплывая из собственных мыслей. Какая разница где, если с тобой? Но ты иного мнения и несешь меня в свою спальню, осторожно, словно фарфоровую куклу, опуская на кровать. Я тяну тебя к себе, не разрывая объятий, больше не хочу отпускать тебя. Снова целую твои губы, словно желая насытиться этим чувством, словно желая наверстать все дни, что мы мучили друг друга. В этот раз я не стану зажиматься или дергаться, когда ты снимешь с меня одежду и будешь ласкать. Я все еще смотрю на тебя во все глаза, не желая закрывать их, чтобы не получилось «сюрпризов» из прошлого. Не хочу испортить этот волшебный момент. Но ты и не возражаешь, в ответ не отводишь горящий взгляд от меня. Теперь мне не нужно мучиться, что твоя футболка мешает или ограничивает. Теперь я позволю тебе подарить мне удовольствие, а затем притяну к себе, опрокидывая на кровать и нависая сверху. Долгий и сладкий поцелуй, ты хочешь ощутить меня, но сначала я хочу, чтобы ты перестал дергаться каждый раз, когда я касаюсь тебя. Снова повторяю свой трюк с твоим телом. Опускаюсь ниже, целуя горячими губами каждый шрам на твоей груди. Ты видишь мой взгляд в этот момент, видишь, что совсем нечего бояться, не стоит сопротивляться. Я не перестану желать тебя несмотря ни на что. И ты расслабишься. В конце концов, сможешь отпустить это напряжение, сковывавшее твое тело. Я опущусь совсем вниз, проводя пальчиками по краю твоих джинс, расстегивая их. Я никогда не делала раньше того, что задумала, но сейчас мне хочется подарить тебе такое наслаждение, чтобы стереть из памяти все плохое. Я все еще держу в своей голове твои слова о том, что я прекрасная любовница и так желанна. Я обещаю поверить в это, обещаю больше не сомневаться. И ты не сомневайся в моих чувствах, в моей любви, моем восторге. Да и вряд ли ты сможешь так делать, после того, как обессилено выдохнешь, когда мы сможем вдоволь насытиться друг другом и тем, как наши тела идеально подходят друг друга, как сплетаются со всей страстью. Как оргазм накроет нас, лишая возможности думать о чем-либо, кроме счастья.
В этот раз ты сам позовешь меня в душ. Я, если честно, побаивалась повторять свое предложение, несмотря на то, что мы все вроде бы как разрешили. Но ты сделал это первым, и я с удовольствием соглашаюсь. Тем более как тут устоять, когда тебя берут на руки и несут в сторону ванной, долго-долго целуя. И снова я теряю связь с реальностью, не могу поверить, что все бывает так фантастически и идеально. Мы уже вновь возвращаемся в кровать, просто наслаждаясь отдыхом. Ты обнимаешь меня так уютно, прижимая к себе. А я улыбаюсь, словно ненормальная. На тебе лишь полотенце и я могу рисовать узоры на твоей груди, между длинными шрамами. Ты привыкнешь к этому, я обещаю. Ты привыкнешь, что нет ничего ужасного в твоем секрете. Для меня нет. — Я вот что не понимаю. Ты для каких целей приобрел тот прекрасный букет? Чтобы он украшал нашу прихожую? — приподнимаю голову и напускно серьезно смерю взглядом, но потом не выдерживаю и улыбаюсь. Ты едва ли ладонью не хлопнешь себя по лбу, совершенно забывая о том, с чем пришел домой. Целуешь в нос и уходишь, а я качаю головой и пытаюсь справиться с этой внутренней дрожью от восторга. Моя жизнь так изменилась, тем более за последние часы, и мне нужно время, чтобы переварить это и уложить в голове. Но не сейчас, не тогда, когда ты возвращаешься в спальню, опускаясь на кровать и протягивая мне букет. Я сажусь и поправляю халат, а потом принимаю эти восхитительные розы. — Мне никто не дарил цветы, тем более такие прекрасные. Ну, только папа, и то это не считается, — слова сами по себе вырываются, когда я бережно держу в руках букет. — Спасибо, Джер. Они очень красивые, — ты и сам видишь по моему блестящему взгляду (не будем уточнять, что там блестят и слезы), насколько мне приятно это. Ты извиняешься за то, что мы и так уже выяснили, но я перебью тебя. Тянусь к тебе и накрываю твои губы своими, целуя. Не надо больше слов, не надо вспоминать то, что было. Давай просто насладимся тем, как все будет дальше. Но ты и не против такого поворота сам. Тем более, когда жестом фокусника протягиваешь мне на ладони небольшую коробочку с названием известного магазина. Такого я не ожидала и немного испуганно зависаю, глядя на подарок и слушая твои комментарии.
[nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
Неужели ты не можешь понять, Николь, что если я не хочу показывать свои тайны, то не потому, что это моя прихоть или глупый принцип. Я просто не могу иначе, просто не в силах сделать этого. Мне стыдно! Стыдно, что я такой. Что я весь исполосован уродливыми шрамами, и до безумия боюсь, что ты не готова принять. Ведь ты такая идеальная. Твоя гладкая нежная кожа просто создана для моих поцелуев. Идеальные очертания твоего тела так и просят, чтобы я провел по ним своими пальцами. Но только тебе никогда не ощутить гладкость под пальцами, тебе никогда не провести ладонями по моему животу, не споткнувшись о десяток отметин на моем теле, каждая из которых таит в себе историю, рассказать которые я тебе не могу. Никому не могу. Поэтому я сопротивляюсь. Было бы гораздо проще, если бы ты ушла. Просто, как и планировала, собрала чемодан и съехала, оставляя меня наедине с моей болью, которая с каждым днем становилась бы все сильнее и острее. Ты нужна мне. Нужна как воздух, как самое необходимое в моей никчемной жизни. Чем я смог зацепить тебя, что ты таешь в моих объятиях и млеешь от поцелуев? Что во мне особенного. Вейверли говорила, что у меня ужасный характер, что я конченый эгоист, который вряд ли когда-нибудь сможет принять мысли и чувства другого человека. Да, моя бывшая жена была права, как никто. Она видела меня насквозь, но так и не смогла понять. Так было проще. Мы ведь всегда поступаем так, как проще. Как удобнее для нас, не задумываясь о последствиях. Вот и сейчас мне гораздо проще остановить тебя, и, угрожая заточением в квартире, оставить здесь, попытаться заставить понять меня. Эгоистично? Да еще как! Только вот ты не из простых, ты не готова мириться с полуправдой, как и я. Неужели мы с тобой так сильно похожи? Я ведь тоже умею давить. Мастерски делаю это, раскалывая и вынуждая делать и говорить то, что необходимо именно мне. Но я не знал, что подобные приемы подействуют и на меня. Что меня станут прожигать взглядом, который не оставляет мне возможности выбрать. Который говорит мне, что у меня есть единственный выход: сказать правду, какой бы она не была. А там уже будь что будет. Но стыд, который я испытывал, негнущимися пальцами стягивая свитер, невозможно описать словами. У него нет определения и нет степени силы. Он просто поглощает меня целиком, наполняя мои уши невидимой ватой, отключая меня от внешнего мира, тем самым максимально защищая от твоей реакции. Поэтому я не мог пошевелиться. Не мог, хоть и слышал издали твои слова, твои мольбы не бояться тебя. Только все оказалось слишком сложным. Слишком сложно поверить, что ты со мной. Слишком сложно принять тот факт, что ты не испытываешь рвотных позывов, глядя на мое тело. Что тебе хочется прикасаться ко мне, гладить и согревать мое оледенелое тело своими теплыми мягкими губами. Это не может быть правдой, это не можешь быть ты! Мозг так отчаянно стонет, заставляя открыть глаза, чтобы убедиться в реальности происходящего. Просто мне нужно понять, что это ты.
Только это оказывается не так просто. Не так просто понять, что твои руки обнимают меня. Мой взгляд, словно в тумане, прожигает тебя, и я не слышу твоих слов, я лишь читаю по твоим дрожащим от волнения губам слова о том, что ты не бросишь меня. В груди что-то нещадно колет, но ты не пропадаешь. Не становишься видением, а я не просыпаюсь в темноте своей одинокой комнаты, покрытый холодным потом, и с ужасом осознавая, что это был лишь сон. Что тебя больше нет со мной. Но полумрак моей собственной кухни никуда не пропадает, а твои руки дарят мне тепло и покой. Покой, который я могу ощутить лишь с тобой. Еще ни одного приступа посттравматического стрессового расстройства не случилось со мной, пока ты рядом. Ты вылечила меня. Исцелила своим невероятным теплом. Не обжигающей страстью и яркими вспышками, а спокойным уверенным светом, который источают твои глаза. Мое сердце рвется из груди к тебе, к тебе навстречу, оно ведь тоже хочет быть согретым тобой, твоей любовью. Я должен научиться не бояться больше, должен сделать этот шаг и стать еще ближе к тебе. Николь. Твое имя самой сладкой музыкой наполняет мой разум. Он уже сделал свой выбор, он уже знает лучше меня, что мое место всего в нескольких шагах. Что мое место рядом с тобой. Что мои руки должны лежать на твоей талии, а губы – касаться твоих в нежном поцелуе. Но я должен сказать хоть что-то, не должен молчать. И я скажу лишь то, что имеет значение. В этих словах ты услышишь все: стыд, извинения, немую мольбу о прощении и понимании. И просьбу не оставлять меня никогда. Иначе я просто погибну. Во всех смыслах этого ужасного слова. Ты поймешь это все, ты просто не можешь не понять. И стоит ответному признанию сорваться с твоих губ, как я увлеку тебя снова в жаркий поцелуй, и ты знаешь, что будет после. Мы окажемся в спальне, где я опущу тебя на широкую кровать, чтобы вдоволь насладиться. Я буду медленным и до безумия нежным, каждый мой поцелуй будет отдаваться дрожью в твоем прекрасном теле. Каждая ласка найдет отклик. Это будет моя благодарность. Благодарность за то, что ты рядом. Что ты просто здесь и ты со мной. Твои оргазмы будут лучшей наградой для меня, а ответные ласки откроют новые горизонты наслаждения. Я не знал, что шрамы столь чувствительны к твоим горячим губам. Что это еще одна моя эрогенная зона. Хотя с тобой каждая клеточка моего тела становится эрогенной зоной, потому что это ты. И ты рядом со мной несмотря ни на что. Никакие преграды больше не разделяют нас, ничего не стесняет движения. А твои ласки стали столь откровенными, что и подумать нельзя, что еще несколько дней назад ты с ужасом отстранялась, когда я пытался зайти дальше простых поцелуев.
Я овладею тобой: твоим телом, твоей душой, и мы одновременно испытаем оргазм, медленно спускаясь обратно на землю. Тяжело дыша, мы будем просто лежать рядом, устало переплетая пальцы. Мои губы легко касаются твоего лба и щек, и все слова просто становятся лишними. Такого я еще не испытывал. Ни с кем и никогда. Такая невероятная близость, такое единение – и все это лишь за несколько минут. Ты расплываешься в счастливой улыбке, а я не могу отвести от тебя восхищенного взгляда. Не смей больше говорить, что ты ужасная любовница, ведь мое тело только что дало тебе ответы на все вопросы и развеяло все сомнения. А если нет, то я с удовольствием докажу тебе это снова. Буду доказывать до тех пор, пока ты не перестанешь так думать о себе. Только вот сначала мне нужно немного отдохнуть, иначе вряд ли второй раз будет столь ярким. Возраст, как-никак. – Как насчет того, чтобы составить мне компанию в душе? – это определенно должно нас взбодрить, и именно душ стал камнем преткновения два дня назад. Именно тогда ты впервые услышала от меня жестокие слова и просьбу оставить одного. Именно тогда твой мир пошатнулся, и ты засомневалась в том, что действительно важна для меня. Не колеблясь ни секунды, ты сладко целуешь меня в знак согласия, а я подхватываю на руки твое обнаженное тело и иду в ванную. Видишь, у меня уже совсем не болит нога? На самом деле я просто не думаю о ней. Думаю о тебе, и только о тебе. Открою теплую воду, и ты вздрогнешь, когда тугие струи воды коснутся твоего тела. Снова увлеку тебя в долгий поцелуй, руками блуждая по твоему телу. Мы зависнем в душе как минимум на полчаса, и могу с уверенностью сказать, что таким беззаботным я не чувствовал себя уже давно. Будем намыливать друг друга, целоваться и бесконечно смеяться. Но как только желание снова накроет нас, смех сменится негромкими стонами наслаждения, которое я собираюсь подарить тебе. Еще один незабываемый опыт, и мы снова лежим в постели, все еще немного влажные после душа. Вокруг моих бедер небрежно обернуто полотенце и, знаешь, Николь, я больше не смущаюсь. Твои пальцы снова и снова рисуют что-то на моей груди, а мои руки путаются в твоих влажных волосах. Я люблю тебя. Слишком сильно люблю. Ты нарушишь тишину первая, заставляя меня округлить глаза. – Чеерт, я же совершенно забыл о нем, – этот букет из белых роз должен был стать символом прощения, но теперь он станет символом любви. Чмокну тебя в нос, поднимаясь с кровати, и направляюсь в прихожую, где беру букет и достаю из кармана куртки коробочку с моим подарком для тебя. Ощущаю себя безумно торжественно, протягивая тебе эти цветы, а ты реагируешь совершенно искренне, словно и не знала о нем вовсе. В груди снова защемит, когда ты упомянешь своего отца. Я не знаю, что происходило в твоей семье, и почему ты ушла, но все же в твоем голосе я слышу отголоски боли. – Не более прекрасные, чем ты, – мягко улыбаюсь тебе, засматриваясь. – Прости меня, Николь. Прости, что не смог найти в себе смелости… – ты не позволяешь мне закончить, набрасываясь с поцелуями. Я отвечаю, но разрываю объятия, ведь это еще не все. – Это тоже тебе, – демонстрирую тебе коробочку, и ловлю твой взгляд, замечая в нем легкий испуг. – Нет, это не то, о чем ты подумала. Я не зову тебя замуж, – «пока что», добавляю мысленно про себя, и открываю коробочку сам.
На синем бархате лежал прелестный браслет из белого золота, который я сам выбирал для тебя. – Позволишь? – заворожено киваешь, и я застегиваю его на твоем тонком запястье. – Я ведь ничего тебе не дарил еще, – пожимаю плечами, чувствуя себя немного неловко, сам не знаю почему. В твоих глазах блестят слезы, и я просто притяну тебя к себе, крепко обнимая. – Только не вздумай плакать, – ласково предостерегаю, целуя твою макушку. – Я очень тебя люблю. Никого так не любил, – и я не лгу. Я обещал не лгать тебе больше, и не собираюсь. Эта ночь будет особенной. Наполненной самой светлой любовью и нежностью. Страстью и желанием. Только лишь мы с тобой будем существовать в этой вселенной. Нашей вселенной. Мы проснемся до безобразия поздно, стрелки часов уже уверенно двигались к полудню. Я смотрю на тебя, как ты мерно сопишь, отвернувшись на другой бок. Осторожно коснусь губами твоего обнаженного плечика, придвигаясь ближе и обнимая за талию. Да, я так бессовестно бужу тебя, но у нас слишком мало времени: завтра тебе уже на работу. – Доброе утро, соня, – ты явно не желаешь просыпаться, но я не отстану от тебя, пока ты не встанешь с кровати и не уйдешь в ванную. А я тем времени накрою нам незамысловатый завтрак из сэндвичей и кофе. На большее меня не хватает. – Какие есть предложения на сегодня? Я предлагаю завалиться на диван, включить нетфликс, а на ужин заказать пиццу или еду из ресторана, – ленивый день может быть таким чудесным, если провести его с тобой. Но у тебя другие планы, и они как-то не особенно воодушевляют меня. – Каток? Это ты сейчас придумала? И я не катался на коньках… да никогда не катался. И плюс ты болеешь. Забыла уже, как ходила по морозу полураздетая? – я придумаю сотню отмазок от этого предложения лишь бы не идти. Не особенно хочется позориться перед девушкой своей мечты и стать всеобщим посмешищем.
[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Все наладилось. Все стало почти идеально (ведь нет предела совершенству). Я смогла показать тебе, что нет ничего ужасающего и наводящего панику на меня в твоем теле. Мне так жаль, что ты боялся из-за этого, столько переживал зря. Впрочем, я не хочу ни о чем жалеть. Несмотря на то, что момент быть ну очень напряженным, он получился очень искренним и чувственным. Ранее я никогда не наблюдала в себе тяги к подобному, но сейчас все изменилось. Что-то во мне изменилось с твоим появлением, и я не хочу это прекращать. Хочу впервые в жизни так искренне любить кого-то, ловить каждый его взгляд, улыбку, даже вздох. Хочу осторожно и боязливо касаться кончиками пальцев кожи, словно ты вот-вот исчезнешь, растворишься. У меня никогда не было этих канонных бабочек в животе, а с тобой я их чувствую. Эту легкость чувствую, этот восторг и дрожь. Я не предполагала, что умею так кого-то любить, что умею испытывать такое. Я не предполагала, что мне так понравится быть в твоих руках, понравится открываться тебе, пускать в свою душу. Моя жизнь круто изменилась с момента появления тебя, а я думала, что побег из дома с фальшивыми документами навсегда останется для меня самым ярким впечатлением. А теперь все это такие мелочи в сравнении с тем, как уютно обнимают меня твои руки, как твое дыхание щекочет кожу, разливая по телу счастье и нежность. Снова льнуть к тебе, целовать, обнимать, не в силах насытиться этими ощущениями. Все так идеально, как мы и представить не могли еще несколько месяцев назад. Все стало сказкой наяву и это самое лучшее чувство. И я счастлива. Так счастлива, что не могу выразить свои эмоции ни словами, ни чем-то еще. Но все равно я нарушу эту обволакивающую тишину, совсем не напряжную, и задам вопрос о цветах. Ты так смешно спохватишься за них и поспешишь принести в спальню. И я замираю в ожидании, чтобы вскоре с восторгом принять их. Они великолепны, ты великолепен. Еще никто не делал для меня подобное. Но это не самое важное, ведь никто не протягивал мне коробочки из ювелирного магазина, да еще с таким выражением лица.
Ты решил, что я подумала, будто ты зовешь меня замуж. Что ж, отчасти это правда: у меня проскользнула эта мысль и была она весьма неожиданная. А еще мне просто стало очень неловко, что ты потратил немало денег, чтобы купить мне там что-то, а ведь я никогда не выпрашивала подарки и не собираюсь это делать. Они не нужны мне, потому что самый главный подарок — ты — у меня уже есть и других не нужно. Но ты так поспешно меня исправишь и остановишь от полета мыслей, что я перехочу о чем-то глубоком думать. Я немного смущаюсь и думаю, что я дура полная, раз решила, что ты сходу пойдешь на такой шаг. Ведь мы еще не знаем друг друга достаточно хорошо, чтобы… перейти на такой уровень. К тому же, может, ты вообще не хочешь жениться, а я успела об этом подумать. — Я… я не… — но я не смогу оправдаться, тем более что ты торопишься открыть коробочку, где окажется отнюдь не кольцо, а восхитительный браслет. Я замираю с открытым ртом, рассматривая подарок и боясь прикоснуться к нему пальцами. — Боже… какая красота, — отчего-то шепотом и затаив дыхание произнесу свою мысль и снова перевожу взгляд на тебя. Может, ты сам все прочитаешь? Потому что мне так сложно взять себя в руки и выразить свои восторги достойно и соответствующе такому подарку. Ты просишь разрешения помочь, а я лишь коротко киваю, замирая, когда прохладный металл ляжет на кожу. И вот ты справляешься с замком и берешь мою ладонь в свою, позволяя мне рассмотреть подарок. — Джеральд, — голос слегка дрожит, но я не смогу с этим ничего сделать. — Тебе не нужно мне ничего дарить, ведь у меня все есть. Но этот браслет — он необыкновенный. Такой прекрасный и удивительный. Спасибо, — поднимаю голову и смотрю на тебя, хотя глаза щиплют слезы. Ты не позволишь мне расплакаться от накативших эмоций, крепко обнимаешь, а я вдыхаю твой запах и приказываю себе не расклеиваться окончательно. — Спасибо огромное, — голос прозвучит глухо и невнятно, в твое плечо, но ты все поймешь и сам. — Я тоже тебя люблю, очень сильно, — это совершенно искрение слова, совершенно правильные. И я хочу делиться с тобой своей любовью, чувствовать нашу связь так явно и остро. И вся ночь, пока уставшие мы не уснем, едва закрыв глаза, я буду любить тебя так нежно, как только умею. Ведь мне больше не нужно ничего, кроме тебя, кроме нас.
Я спала просто замечательно, не просыпаясь ни разу. Иногда мне снятся кошмары, но ты об этом не знаешь, ведь я просыпаюсь раньше, чем могу чем-то себя выдать. Но во второй раз я сплю с тобой и не тревожусь тем, что незваные «гости», вернее один гость, придет в мои сны и все испортит. Я чувствую себя в безопасности рядом с тобой, даже если ты отворачиваешься на другой бок от меня в середине ночи. Ты все равно здесь и я это чувствую. Ты не дашь меня в обиду. Но можешь быть обидчиком сам, когда так беспардонно и нежно начинаешь будить, вырывая из мягких лап сна. Мне же сегодня не на работу, и тебе, и почему бы нам не поспать подольше, просто отдыхая? — нет, еще не утро, я еще сплю, — проворчу это и накроюсь одеялом посильнее, игнорируя твои прикосновения и легкие поцелуи. Правда, хватит меня ненадолго. Вскоре я сдамся и позволю себе проснуться, открыть глаза и улыбнуться. Мне нравится просыпаться с улыбкой. И с твоими поцелуями, конечно же. — Доброе утро, Джер, — поворачиваюсь к тебе, но вместо того, чтобы встать и идти в ванную, я двигаюсь ближе и прячусь в твоих объятиях, снова закрывая глаза и обнимая. Давай ты будешь хорошим и последуешь моему примеру, снова засыпая. Ну, пожалуйста. Но ты не сдаешься, ты слишком упрям и отчасти ты прав. Я могу спать сколько угодно, но зачем, ведь это время можно провести с тобой с большей пользой, даже если это нетфликс и вкусняшки. И я покорно бреду в ванную, чтобы привести себя в порядок, а затем прихожу к завтраку. Мне бы хотелось блинчиков сейчас, с лимонным джемом, но сэндвичи тоже подойдут, тем более что их сделал ты. И я уплетаю их с аппетитом, попивая кофе. — Ммм дай-ка подумать, — да-да, я не соглашаюсь сходу на нашу любимую «авантюру» ничегонеделания, а, правда, думаю и болтаю ногой под столом. — А может, выберемся из дома и сходим куда-нибудь? На каток, например. По-моему очень романтично, а еще свежий воздух и спорт, — на романтику мне на самом деле не так важно обращать внимание, ведь я не любительница всего подобного. Хотя, если ты для меня сделаешь что-то такое киношное и банальное, то я буду очень и искренне счастлива. — Да, точно, пошли на каток! Я люблю кататься на коньках, это вообще потрясающее занятие. А тебя я научу, честное слово, это несложно, — и я загораюсь этой идеей максимально, даже несмотря на твою кислую физиономию и кучу аргументов против. — Я научу тебя, не волнуйся. И смотри, ничего я не болею, все супер, — хотя, надо признаться, я чувствую легкое головокружение и слабость. Возможно, что у меня даже есть температура, но это все может быть банальным стрессом и усталостью.
— Джееер, ну пожалуйста, но пошли, — мне приходится потрудиться, ведь оказывается ты еще упрямее, чем я думала. — Всего на пару часов. А потом можем вернуться домой, заказать пиццу и больше не двигаться, лежа на диване. Что, этого мало? Что мне еще тебе предложить взамен? — неужели мой просительный и умоляющий взгляд тебя не пробирает? Давай же, доставай свои чувства и соглашайся. Ради меня. — Обещаю тепло одеться, чтобы не заболеть. Даже шапку. Только пошли, — ты не можешь не сдаться! Ты обязан согласно кивнуть, а довольный вид можешь пока не делать. Исправим это в процессе. И вскоре мы приедем в центр города, где организован большой каток для всех желающих. Мы попали в то время, когда людей значительно меньше, чем обычно, и это радовало. Берем коньки напрокат и переобуваемся. Я помогаю тебе, проверяя узел, и вижу, как ты все больше мрачнеешь и волнуешься. — Джер, — зову тебя негромко, наблюдая, как ты ищешь по карманам перчатки. — Джер, милый, — я еще ни разу не звала тебя такими словечками, даже не знаю, какое тебе подойдет. Может, любимый? Самое точное и яркое, тем более теперь полноправно. — Не волнуйся, выдохни, — протягиваю тебе перчатки, что лежали все это время на скамейке с другой стороны, и ты вынужден посмотреть на меня. Я знаю, что ты любишь сопротивляться всегда и во всем, но я смогу с этим справиться. Подведу тебя к выходу на лед и сделаю первый шаг сама. Крепко держу тебя за руку и жду, когда ты решишь присоединиться ко мне. Ранее я объяснила основы и как лучше нам будет учиться. Я не отойду от бортика и от тебя ни на шаг, буду страховать и помогать. Ведь мы же не хотим снова твою ногу повредить. Ты оказался очень способным и талантливым учеником. Не без эпичных падений на попу, но все равно достаточно грациозно. — Ты молодец! Смотри, Джер, я отпускаю твою руку, и ты можешь сделать все сам, — подбадриваю тебя, и с восторгом наблюдая, как ты борешься с сомнением и катишься сам, отталкиваясь от бортика.
Мы замечательно проведем больше двух часов на катке. Я буду красоваться, выполняя самые простые повороты и реверансы, а ты будешь восхищенно наблюдать. Мы будем держаться за руки, болтать обо всем самом прекрасном, много смеяться и целоваться, словно мы на свидании. Впрочем, почему нет? А потом уставшие, но довольные, мы покинем каток и, не сговариваясь, пойдем к ближайшему кафе через дорогу. Надо сказать, что помимо усталости я куда ярче стала ощущать свое не лучшее состояние. Мне было жарко, и куртка была расстегнута одно время, а это не самое лучшее мое решение было. Я начинаю переживать, что простудилась еще больше и сильнее. Но я не скажу этого вслух, иначе ты начнешь панику. Давай один день мы просто будем счастливы? Выпьем горячий кофе, съедим по десерту и самые счастливые вернемся домой, отправляясь в душ и, наконец, падая на диван. Это самое лучшее окончание дня, самый лучший выходной. Я так и скажу тебе, приподнимая голову с твоего плеча, чтобы получить свой теплый и сладкий от попкорна поцелуй. А затем вечер подкрадывается незаметно, мы ложимся спать, и все вроде бы идеально. Однако утро начнется не с улыбки. Я просыпаюсь раньше тебя по будильнику — мне рано на работу, и понимаю, что все плохо. Горло раздирает от банального вздоха, а голова словно чугунная. С трудом удается дышать носом и все тянет упасть обратно на подушку. Только я не могу, я вынуждена мужественно встать и ползти в ванную, где меня еще и приступ кашля настигнет. Что, серьезно, все сразу!? У тебя очень чуткий сон, поэтому я не могу позволить себе вдоволь кашлять, тогда вопрос не оберешься. Как там говорится? Мысли материальны? Едва я открою дверь и ванной, как нос к носу столкнусь с тобой и твоим подозрительным, прокурорским взглядом. Ты все слышал и понял, да? Впрочем, не понять по моим красным глазам, которые начинают слезиться, невозможно. И я виновато опускаю голову, макушкой чувствуя твой строгий и осуждающий взгляд. Сейчас меня отчитают как девчонку. [nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
– Николь, я не пойду туда, – словно маленький капризный ребенок с перекошенной миной продолжаю сопротивляться твоей попытке затащить меня на каток. И это, учитывая, что я уже привез тебя сюда на своей машине, позволил помочь завязать коньки и слышу мелодичную музыку, играющую на катке. Вчера ведь все было так хорошо, так какого лешего я позволил тебе вытащить меня сюда? Почему ты делаешь из меня тряпку и заставляешь позволять выставлять себя идиотом перед этими детьми, который выглядят так, словно родились на льду. Мне сейчас хочется вернуться на несколько часов назад, во вчерашнюю ночь, когда все было так прекрасно. Я все еще с некоторым осадком отвращения к себе вспоминаю моменты, когда стоял перед тобой обнаженным до пояса, открывая своим телом всю правду своей жизни. Как ты тонкими прохладными пальцами пускала ток по моему телу, как в груди все сжималось в тугой комок, как что-то, похожее на слезы, подкатывало к глазам. Как ты дарила мне свое тепло, как умоляла верить тебе, но это так сложно. Вчера действительно произошло невероятное. Я ведь и подумать не мог, что когда-нибудь смогу открыться кому-нибудь еще. Да и не просто кому-нибудь, а что у меня появится любимая девушка, которая сможет принять меня таким и полюбить. Наконец, я смог понять, что сделаю для тебя все. Все, что ты захочешь. Все, что будет нужно. Я проснулся ночью и просто смотрел на тебя, смотрел, как ты спишь, и думал, что ты не одобрила бы этого. Но все стало так легко и просто, так понятно и прозрачно. Я боялся теперь лишь потерять тебя. За такой короткий срок ты стала для меня таким близким человеком. И сейчас ты назвала меня «милый», и я не смог сдержать легкую улыбку, коснувшуюся губ. Протягиваешь мне потерянные перчатки, так рассеянно оставленные на скамейке. – Пошли, все равно ты не успокоишься, – довольно неуклюже поднимаюсь и, держа тебя за руку, неуверенно шагаю по резиновому покрытию к выходу на лед и смотрю, как ты уверенно выходишь на лед. Эх, была, не была! Все равно обратного пути уже нет. Выхожу на лед и следую твоим указаниям. Это оказывается не очень сложно, тем более спортивная подготовка дает о себе знать и все получается вполне сносно. Несколько раз упаду, но это будет не критично и даже не больно. Но ты не смеялась, глядя на это, лишь заботливо интересовалась, не ушиб ли я бедро. Мне приятна твоя забота. В ответ я целовал тебя, улыбаясь и чувствуя себя самым счастливым на свете. Твои щеки раскраснелись, а в глазах сияла радость. – Ты очень красивая, – шепну тебе, когда мы, держась за руки, проедем еще один круг по катку. Вопреки моим опасениям все пройдет замечательно, и я получу удовольствие от нашего неожиданного свидания.
Чашка горячего вкусного кофе станет прекрасным завершением нашей прогулки, а ты позволишь мне губами убрать с твоей кожи пенку от латте. С тобой я становлюсь моложе. Лет эдак на десять. Я думал, что становлюсь стариком, что в тридцать пять лет с моей травмой и неутешительным прошлым меня уже ничего не ждет в этой жизни. Что мальчишки, радостно встречающие меня на тренировки – единственная отдушина. Но сейчас все так волшебно. Сейчас я просто с тобой и я счастлив, как никогда. Мы купим огромную пиццу и твой любимый сок, чтобы скоротать вечер. Ты немного посетуешь на то, что у тебя растет попа от этой еды, но меня это не трогает, меня все устраивает в тебе. Мы будем целоваться, полулежа на диване, и в какой-то момент я вспомню, что завтра тебе на работу, что этот кайф не может быть вечным. И тебе пора спать, чтобы была хоть какая-то возможность нормально выспаться. А завтра и у меня тренировка и, может, ты присоединишься ко мне, мы вспомним то время, когда ты отрабатывала на мне приемы, что я показывал тебе. И как мы впервые поцеловались в спортивном зале. Можем повторить, если ты, конечно, захочешь поехать со мной и провести вечер в зале, а не перед телевизором. Время уже будет за полночь, когда мы переберемся в спальню, где сразу же заснем, утомленные этим безумным и таким эмоциональным днем.
Я услышу твой будильник, но не стану реагировать на него. Ты же простишь мою небольшую провинность и то, что я не сварю тебе кофе сегодня утром? Я снова засну, не пытаясь даже прислушиваться к тому, чем ты там занимаешься. Ты справишься и без меня, но вот если ты уйдешь на работу, не поцеловав меня хотя бы в щеку, то я обижусь. Честное слово – обижусь, и не принесу на ужин шикарную пиццу из моей любимой пиццерии. Но только едва я снова засну, отключаясь от внешнего мира, твой резкий кашель сработает сигналом к пробуждению. Все еще не до конца отойдя от сна, быстро моргаю и стараюсь сфокусировать взгляд на двери ванной комнаты, где ты закрылась. Снова кашель. Кажется, кто-то обманывал меня вчера и прямо сейчас за это поплатится. Вылезаю из-под одеяла и решительно направляюсь в сторону ванной в одних трусах. Меня больше не смущает мой внешний вид, тем более что тебе, кажется, все нравится, и ты не единожды за последние ночи доказывала это мне. На мгновение воспоминания окутывают меня приятной дымкой, но я беру себя в руки, ведь твой ужасный кашель все еще раздается из-за двери. И я даже не успею постучать, как ты откроешь дверь сама и замрешь, утыкаясь взглядом мне в грудь. – Я так понимаю, что мне не послышалось? – я злюсь на тебя, да. Но и на себя тоже. За то, что так легко дал себя уговорить идти с тобой на каток, где, конечно же, было холодно, и твоя болезнь сильнее усугубилась. – Бегом в постель, – ты даже не станешь спорить, прошмыгнув мимо меня в кровать и укрываясь одеялом до самого подбородка. – Ты же понимаешь, что я не пущу тебя сегодня на работу? Где твой телефон? Я позвоню сейчас Марку и скажу, что ты берешь больничный. На неопределенный срок, – ты попытаешься поспорить со мной, но мне совершенно все равно сейчас на это. Возьму твой телефон и наберу номер вашего администратора. – Марк? Доброе утро, это Джеральд, парень Ник…Софи, – да, я едва не ошибся, называя тебя настоящим именем, но быстро вспомнил, как ты просила меня сохранять легенду для твоих коллег. – Она очень сильно заболела. Грипп, или простуда – не знаю, сейчас поедем в больницу, – еще немного деталей, и Марк соглашается заменить тебя, хоть и сетует немного на то, что последнее время ты стала куда менее ответственным работником, чем была раньше. И я даже знаю, почему. Это все из-за меня, это я так на тебя влияю, заставляя просить выходные и проводить их со мной. Конечно, ты можешь потерять работу, но тогда для меня это будет огромным плюсом: ведь ты сможешь быть рядом почти постоянно. Но тут же мысленно одергиваю себя, потому что это слишком эгоистично и некрасиво по отношению к тебе и твоей работе, которую ты любишь. Откладываю твой телефон и забираюсь под одеяло, обнимая тебя. – У тебя жар, Николь, ты хоть чувствуешь? – немного отстраняюсь, заглядывая в твои слезящиеся глаза. Пальцем вытираю слезы и тяжело вздыхаю. – Поехали в больницу? Я хочу, чтобы тебя посмотрел врач, не стоит заниматься самолечением, – мои губы нежно касаются твоего виска, ты тяжело и хрипло дышишь, и мне страшновато от мысли, что у тебя может быть пневмония.
И что нам делать с тобой, красавица? Я знаю твой характер, знаю твое безмерное упрямство и то, как тебе не нравится, что я делаю все по-своему. Но твое возражение насчет больницы я все же приму, потому что ты права. – Ладно, Николь, в больницу мы не поедем. Но, может, разрешишь мне хотя бы вызвать тебе врача? Это мой хороший друг и медик от бога, – на моем лице загорается легкая улыбка, когда я думаю об Эдди. Мы с ним через столько прошли, столько пережили вместе. Да и если бы не он, то вряд ли я бы сейчас обнимал тебя, лежа здесь. Вряд ли бы я вообще вернулся из той командировки. Разве что, в цинковом гробу. Только вот для подобного рода откровений сейчас не место и не время. Выберусь из твоих горячих [в прямом смысле этого слова] объятий и найду свой телефон. – Эдди, привет! Извини, что так долго не звонил. И, да, я знаю, что засранец, – смеюсь в ответ другу и ловлю твой слегка удивленный взгляд. – По правде говоря, я звоню по делу. Моя девушка заболела. У нее жар, кашель – в общем, полный комплект. В больницу нам нельзя. Ты в городе сейчас, сможешь подъехать? – конечно, он сразу же соглашается, говоря, что только освободился после ночной смены в центральной чикагской больнице. Мы прощаемся, и я поворачиваюсь к тебе. – Через полчаса приедет доктор и осмотрит тебя. Но если бы попробуешь встать до его приезда, клянусь богом, я привяжу тебя к этой кровати, пока не выздоровеешь, – мой тон наполовину шутливый, но ты ведь понимаешь, что я очень серьезен? С этими словами отхожу к шкафу и надеваю штаны с футболкой. Затем отправляюсь в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. – Ты кушать хочешь что-нибудь? – задаю вопрос, выходя из ванной, но тут же осекусь, потому что ты заснула, и это хорошо. Твой организм должен бороться с этой ужасной заразой, и я тяжело вздохну, уходя варить себе и Эдди кофе. Примерно через полчаса позвонит Эдди и скажет открывать ему дверь. С нескрываемой радостью поприветствую старого товарища, обнимая его. – Только я прошу тебя ничего ей не рассказывать об Ираке. Я должен сам, просто еще не готов, – хоть я и не знаю, когда буду готов к этому. Провожу товарища в спальню и осторожно разбужу тебя. – Я, наверное, пойду, а вы здесь сами тогда уже. Только не обманывай его, Ник. У тебя все равно ничего не выйдет, – я все еще отчетливо помню, как ты сдала меня доктору Торрес, рассказав, что я отказывался от лечения и поездки в больницу, поэтому даже не сомневайся, что я тебя без проблем сдам этому высокому улыбчивому парню, который, кажется, уже очаровал тебя. Но ревновать же я не стану, это совершенно точно глупо.
[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Первый раз в жизни на каток меня отвел папа. Мне было очень страшно от кучи людей, от громкой музыки, совершенно неудобных коньков. Когда я только вышла на лед и тут же упала, не в силах удержать ноги вместе, я расплакалась и хотела убежать, но могла только ползти. Но и это папа мне не дал, боясь, как бы меня не затоптали. Он крепко держал меня в своих руках, пока мои маленькие ножки скользили по льду, а глаза заливали слезы. Ну, папочка, я не хочу, я боюсь, — хныкала я, но мужчина был неумолим. Ему потребовалось много терпения и сил, чтобы научить меня, точнее, сначала перебороть панику. Но зато когда у меня стало получаться, когда я все лучше и увереннее катался по всему катку — возникла проблема, как вытащить меня домой. Я заливисто смеялась и ускорялась на очередной круг, вынуждая папу играть в догонялки. Он ругался, конечно, пытался быть строгим, но в итоге сдавался и вступал в игру. Потом, правда вытаскивал с катка, но лишь потому, что обещал взамен этого купить мне любимые сладости или мороженое. В такие дни я была самым счастливым ребенком и не думала, что что-то изменится. Но потом у папы появились свои дела, другие женщины, и мы больше не были той семьей, какую я помнила. Папа больше не водил меня на каток или делал это очень редко, когда я совсем закатывала истерику. Он больше не катался со мной наперегонки, наблюдал со стороны, но мне все равно нравилось снова и снова проезжать мимо него и махать рукой издалека. А потом мы все так же шли в кафе, но там я уже замечала, как папа все чаще косится на свои часы или сжимает в руке телефон, ожидая важный звонок. И со временем все сошло на нет. Иногда на Рождественские праздники мы ходили кататься с Тони, но с ним уже были другие эмоции и впечатления. С ним я запомнила другой восторг. Хотя, сейчас вспоминая своего любимого лучшего друга, я испытываю только горечь и грусть, а никак не восторг от наших приключений на катке. И вот сейчас у меня есть возможность получить удовольствие от подобной прогулки с тобой.
Ты упорно сомневаешься в этом занятии. Сомневаешься в своих силах, и на твоем прекрасном лице я без труда читаю все мысли насчет моего упрямства. Но я не обижаюсь. Ты абсолютно прав, я не успокоюсь. Я хочу провести наш день так, как обычная пара, на обычно свидании. Хочу держаться с тобой за руки и нежно целоваться. Наверное, как и многие люди в мире, я раньше терпеть не могла эти влюбленные парочки на улице, которые своим счастливым видом портят настроение мне. Но теперь я их понимаю: как можно смотреть на любимое лицо, на самые желанные губы и не касаться их своими? Как можно удержать это чувство нежности и восторга в себе, глядя на своего мужчину? Особенно когда он гораздо увереннее стоит на коньках, когда он начинает получать удовольствие от этого занятия. Я же чувствовала глубоко внутри себя вину за то, что заставляю тебя это делать, заставляю исполнять мои желания (хоть я и знаю, что заставить тебя невозможно, если ты сам этого не захочешь). Но сейчас я вижу, что ты тоже счастлив, что ни о чем не жалеешь и вместе со мной наслаждаешься выходным, который проходит непривычно не на диване в нашей гостиной. И впервые от твоего комплимента я не смущаюсь, а именной такой себя и ощущаю — красивой, потому что у меня есть тот человек, который дает мне себя такой почувствовать. Я не была уверенным в себе подростком, я всегда знала о своих комплексах, но теперь они теряют свою актуальность. То, с каким восхищением ты смотришь на меня, даже на заспанную и в твоей футболке, перебивает все сомнения. Как и я вижу тебя идеальным, все еще стараюсь подчеркивать, что меня не пугают твои шрамы, потому что это так и есть. Я вижу их, отчетливо вижу и не могу перестать видеть, но это ты, бесспорно ты. Тот человек, которого я полюбила. Ведь у всех из нас есть изъяны, как моя маленькая грудь, например, но это часть нас, которая отличает нас от других, которая становится нашей неразделимой особенностью.
Мне совсем не хочется думать на такие глубокомысленные темы в тот момент, когда мы уютно сидим в кафе, попивая горячий шоколад. Я хочу лишь смеяться с тобой, болтать обо всем на свете и не думать, как неприятно стучит в висках, а горло начинает царапать. Я не хочу думать о том, что мои прогулки по холодным улицам все-таки имеют последствия, пусть ты и прав. Я не хочу зацикливаться на плохом, когда мы купим пиццу и с наслаждением устроимся, наконец, перед телевизором. И пусть такое времяпровождение очень вредит нам и нашим фигурам, но мы счастливы и это самое главное. И жаль, что счастье продлится лишь до утра. Пробуждение станет для меня пыткой, самой ужасной и изощренной. Если бы у меня были силы, то я могла бы обматерить себя за легкомысленное вчерашнее поведение. Пусть я и не жалею о том, что вытащила тебя на каток, но все-таки умирать от простуды я сегодня не горю желанием, а мне ведь еще целую смену надо отстоять. Я держу в голове мысль, что какой-нибудь примитивный колдрекс поможет мне продержаться достаточно, но до него еще надо добраться каким-то образом. Умываюсь и собираюсь с силами на рывок в кухню, но все мои планы оказываются, разбиты под твоим суровым взглядом. Я лишь качаю головой, подтверждая твою правоту. Да, тебе не послышалось. Да, ты был прав вчера. Да, я дура. Но лучше не будем об этом, ведь ты и без таких моментов сейчас начнешь меня ругать. Заслуженно, конечно же. — Джер, пожалуйста, не надо ему звонить, — я подорвусь в кровати, но само собой мне не хватит проворности (да и сил), чтобы перехватить у тебя телефон. Мне неловко от мысли, что ты станешь звонить ко мне на работу, тем более зная, как ты иногда любишь разговаривать с людьми, тем более, когда ты так зол, как сейчас. — Ну, Джер… — но ты, конечно же, не слышишь мои слабые и жалобные восклицания, ты делаешь так, как задумал. И мне остается только обреченно вздохнуть и наблюдать со стороны. Надеюсь, после такого меня не уволят…
— Что значит в больницу? — встречаю тебя в постели испуганным вопросом. Нет, мы так не договаривались. Я останусь дома, на больничном, но ни в какую больницу ехать не соглашалась. Твои объятия на мгновение отвлекают меня от мыслей, но едва ты скажешь про жар, как я почувствую озноб. Да, мне определенно хреново, но я не особо это заметила. Прижимаюсь к тебе, мечтая успокоиться. — Нет, я не поеду, — активно мотаю головой и немного отстраняюсь от тебя. — Серьезно, со мной все будет хорошо, если я пролечусь дома, — ты хмуришься, собираясь возражать мне, а я вздыхаю. — Джер, если я приеду в больницу, то следом я попаду в тюрьму, потому что меня не существует в природе, — я не очень хотела вспоминать о том, что живу я по фальшивым документам и в любой момент могу попасться. Именно поэтому за полгода жизни в Чикаго я всеми силами избегала врачей, полиции и официальных мест, где требуются документы на тщательную проверку. — Все будет хорошо, — не знаю, то ли ты меня должен так приободрить и успокоить, то ли это все-таки должна сделать я, но я продолжаю. — Честное слово, я быстро поправлюсь, и все будет позади. Ты можешь сходить в аптеку и принести каких-нибудь лекарств, — но на этом я замолкаю, потому что говорить становится все тяжелее и новый приступ кашля накрывает меня. Даже твои целебные поцелуи и забота не помогают мне. Тебе тяжело это видеть, я понимаю. И после недолго паузы ты выдаешь новую идею, а я удивленно замираю. — Ты уверен, что это хорошая идея? Как мы ему объясним… все? — уж не знаю, насколько твой друг понимающий, но мне страшно, что все может закончиться не очень, даже если я пролечусь на дому. Но ты уверенно встаешь и идешь за своим телефоном, а мне остается только поверить тебе. Ты же не дашь меня в обиду? Хотя, конечно, я буду очень трястись все время. Я не хочу, чтобы все пошло не так, чтобы мои проблемы всплыли и испортили все. Но от этих страхов ненадолго меня отвлекает твой телефонный разговор. Засранец? Это было весьма неожиданно услышать от тебя подобное в твой адрес, и если это тем более не общение со мной. И только ведь сейчас я осознаю, что ни разу не слышала, как ты говоришь по телефону с кем-то из своих знакомых. Более того, я ни разу не слышала от тебя разговоров про каких-то друзей, и даже не задумывалась об этом. А мне бы хотелось узнать тебя с этой стороны, узнать каким ты бываешь с другими людьми, знающими тебя гораздо лучше, чем я.
— Ну не ругайся на меня. Я буду лежать, честное слово, — мне даже немного обидно стало, что ты так со мной говоришь. Я покорно легла, не стала возражать против запрета идти на работу, потому что я понимаю, что совсем глупо геройствовать. А ты думаешь, что я дурочка без мозгов и не осознаю, насколько все серьезно. Поверь, я больше всех не хочу болеть, больше всех не хочу никаких осложнений. И ты уходишь, оставляя меня выполнять приказ. Да я и не против, тем более мне так плохо, что хочется только обнять твою подушку и закрыть глаза, погружаясь в темноту, где я не чувствую себя полутрупом. Только эти полчаса, или сколько там твой друг до нас добирался, пролетели слишком быстро. Едва я закрыла глаза, как ты снова зовешь меня и слегка тормошишь. Не без труда мне удается открыть глаза и приподняться в постели. Ты подкладываешь мне подушки, чтобы было удобно сидеть и отходишь в сторону, позволяя мне увидеть того самого твоего друга. Я весьма настороженна, все еще не могу перестать переживать из-за своих тайн, но твой друг не кажется враждебным и даже улыбается по-доброму. — Привет, меня зовут Эдди, — парень присаживается на кровать и протягивает мне руку для знакомства, хотя с этого и начинается осмотр. Ты на мгновение перебьешь нас, оставляя указания, которые у меня только смех вызывают. Отлично, ты теперь меня и неразумным ребенком выставляешь, а не просто дурочкой. И Эдди тоже смеется над твоими словами, определенно отгоняя мои переживания. — Привет, а я Николь, — и наконец, я пожимаю протянутую ладонь и готовлюсь ко всем вопросам насчет моего здоровья. Я так давно не болела и уж тем более не попадала к врачам, что чувствую себя странно, но, тем не менее, честно отвечаю обо всем, что меня беспокоит. Насколько это возможно, Эдди проводит осмотр, достает стетоскоп и все прочие манипуляции, ничего толком мне не объясняя.
— Я просто переохладилась слишком сильно, вот и разболелась, — я правда не вижу ничего необычного в своей простуде, и Эдди кивает, соглашаясь и говоря, что это обычная ОРВИ. — Придется отправить Джеральда в аптеку за лекарствами, чтобы тебе быстрее стало легче, — рассуждает парень, доставая из кармана ручку. — А вы давно с ним знакомы? — любопытство буквально распирает меня, что я перебиваю слова о моем лечении и задаю интересующий вопрос. Эдди усмехается и отрывается от бумаг в своих руках, глядя на меня. — Можно сказать, что очень давно. Просто видимся очень редко и очень недолго. Работа у меня такая, не дружелюбная, — с не самым искренним сожалением пожимает парень плечами. И я киваю, понимая, что он любит свою работу больше, чем дружеские посиделки. — Думаю, вы не встречались уже давно, раз Джер себя засранцем назвал, — и мы рассмеемся, а Эдди кивнет. — Это точно. Я и не знал, что у него девушка появилась. Хотя, я и в принципе не припомню ничего о его девушках, только про жену помню, — и, кажется, он говорит что-то дальше, а у меня в голове все замерло на слове «жена». Так, стоп. Ты был женат? И я узнаю об этом только сейчас и таким образом? — Прости, Эдди. Про жену? — он не понимает мою растерянность и начинает объяснять. — Ну да, которая не застала тех жутких событий, и… — но договорить он не успевает, ведь наш разговор прерывает твой резкий и напряженный голос.
[nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
Обними меня, Николь. Просто обними своими худыми ручками. С тобой я чувствую себя живым. С тобой я ощущаю жизнь во всех ее красках и оттенках. С тобой все становится цветным, с тобой все становится ярче. С тобой я больше не боюсь показаться слабым. Ты ведь знаешь, что я не такой. Ты говорила мне, что я сильный, раз пережил все это. Все то, что оставило на моем теле эти ужасные шрамы, которые всегда будут напоминать мне о моем выборе, о моей судьбе, которую я сам выбирал для себя из года в год. Сейчас все не так. Сейчас я редко вспоминаю об армии и Ираке, о том, что пришлось пережить. С тобой я хочу жить настоящим и будущим. И тебе я смогу дать все, что нужно. То, чего я не смог дать своей жене. В силу возраста, максимализма и безумного упрямства, которое всегда являлось одной из самых ярких и неприятных черт моего характера. У Вейверли вряд ли бы получилось вытащить меня на каток и заставить встать на коньки. С ней все было больше «по классике»: цветы, рестораны и прогулки по городу. Безумства никогда не были ее темой. Это только ты способна на подобное. Сбежать в другой город, скрываясь под левым именем, и жить в каком-то ужасном бомжатнике – для этого нужно иметь как минимум стальные яйца. Тем более ты еще так молода. Я никогда не спрашивал тебя о причинах твоего побега, о мотивах и о том, как ты жила раньше. Сказать, что мне это было неинтересно – наглая ложь, ведь мне было интересно знать о тебе абсолютно все. Как и тебе обо мне, я знаю. Только не могу раскрыться до конца, это не так просто оказывается. Мое темное прошлое всегда будет стоять между нами, ведь обо всех ужасах моей военной жизни знает только один человек. Который прошел все это вместе со мной от начала и до конца, который вытащил еле живого меня и обещал, что все будет хорошо. А я никогда не забуду того чувства, что хотелось просто умереть. В тот момент я не видел выхода, не видел будущего, и даже пресловутый свет в конце тоннеля не ждал меня впереди. Но сейчас я с тобой. Я искренне улыбаюсь, попивая горячий шоколад в одной небольшой кофейне, чувствуя легкую усталость в мышцах. Я неплохо тренирован и физически подготовлен, но этот поход на каток стал испытанием для меня. Причем, не только в физическом плане. Жизнь затворника приносила свои плоды, и появиться в таком месте, с большим скоплением народа было сложно. Я не сказал тебе об этом, я не видел в этом смысла. И так вел себя как ребенок, не желая выходить на лед. И если еще позволить тебе думать, что мне некомфортно в этой толпе – просто смешно и нелепо. Я смотрел только на тебя: неотрывно следил за тобой взглядом, когда ты решала оторваться от меня и сделать пару кругов по катку. Постепенно я успокоился. Постепенно все пришло в норму, и я перестал чураться толпы и людей вокруг. В этом, конечно, твоя заслуга, пускай ты и не знаешь об этом. Не знаешь о том, как я борюсь с самим собой, с моим ужасными темными демонами, населяющими душу, еще несколько месяцев назад считающуюся пустой и совершенно одинокой.
Возможно, я не всегда веду себя правильно. Возможно, я слишком резок с тобой. Или моя забота кажется тебе слишком грубой и неотесанной. Я просто не умею иначе. Просто не могу вести себя по-другому. Тем более, когда злюсь на тебя за твою безответственность и безалаберность. Ты обманула меня, Николь. Это не называется иначе, это не выглядит иначе. Ты обманула меня. Обещала, что все хорошо, что ты совсем уже не болеешь, а я повелся на это, как полный идиот. Поэтому, можешь даже считать, что я злюсь на себя, а не на тебя. Что позволил тебе так легко обвести меня вокруг пальца и не позаботился о твоем здоровье. Хотя должен был, а теперь ты смотришь на меня своими огромными глазами, прекрасно зная, что тебя ждет. Что теперь тебе остается только смиренно молчать и слушать все, что я тебе скажу. А скажу я тебе лежать и не двигаться, потому что я очень сильно злюсь и готов сдать тебя под круглосуточное наблюдение медицинского персонала нашей больницы. Но, в то же самое время, мне очень сильно жаль тебя. Я давно не болел простудными заболеваниями, но очень хорошо помню, что это плохо. Что это просто отвратительно, когда ломит все кости, когда раскалывается голова и, кажется, что ничего не поможет. Поэтому я немного смягчаюсь и нежно обнимаю тебя, ложась рядом. Нет, я не боюсь заболеть, не боюсь подхватить вирус, я просто переживаю за тебя. – Ник, я не очень хорошо умею лечиться дома, пускай специалисты решают, что тебе нужно, – ты же слышишь, что в моем голосе нет ультиматума, нет приказных ноток, я просто хочу, как лучше. – Я не отпущу тебя в тюрьму, это не входит в мои планы, – усмехаюсь, хоть и понимаю, что все, на самом деле, очень серьезно. Твоя ложь очень сильно усложняет нашу жизнь, поэтому придется искать из этой ситуации другой выход, гораздо менее болезненный и гораздо более безопасный. И идея об Эдди весьма вовремя пришла мне в голову. Я озвучиваю тебе ее, ожидая какого-то воодушевления с твоей стороны, но ты очень сильно боишься проблем с законом, что не можешь до конца довериться. – Мы не будем ему ничего объяснять, потому что он ничего не станет спрашивать, – ты можешь верить мне, Николь. На самом деле можешь довериться и пустить дело на самотек. Предоставь все мне, а я обещаю сделать все в лучшем виде. Выхожу из спальни, чтобы позвонить другу, но ты слышишь разговор. Да я и не пытаюсь даже ничего скрывать. По крайней мере, сейчас. Но мне придется покинуть тебя, чтобы привести себя в порядок, чтобы подготовиться к приходу Эдди. А ты заснешь за это время. Тебе сейчас полезно спать, причем как можно больше. Мне придется разбудить тебя, когда придет друг. Я скучал по нему, хоть я и не осознавал этого. Нужно будет встретиться с ним и обсудить все подробности его жизни. Рассказать о своей, рассказать о тебе и том, как все перевернулось в моей жизни с ног на голову после твоего в ней появления.
Но это все не сейчас, сейчас меня волнует только лишь твое здоровье и самочувствие, и Эдди здесь лишь для того, чтобы тебе помочь. Ну и, заодно, меня успокоить. Я познакомлю вас и удалюсь, испытывая дикое желание и любопытство остаться в комнате и слушать все то, о чем вы говорите. Эдди всегда любил поговорить, иногда не в тему. Я попросил его не распространяться о нашем прошлом, о нашей войне и плене. И я знаю, что он не станет. Он не должен так подставить меня, не может этого сделать. Я закончу варить кофе в кухне и сделаю нам несколько сэндвичей с сыром. Поджарю бекон и, не выдержав, пойду, наконец, посмотреть. Осмотр уже должен был закончиться, по крайней мере, насколько я себе это представляю. И первое, что я услышу, подходя к прикрытой двери, это твои любопытные вопросы. Черт, Николь, ну кто тебя просил? Казалось бы, в этом нет ничего эдакого, ты просто интересовалась нашей дружбой. Но я так и не смогу войти, решив шпионски постоять за дверью и послушать, что будет дальше. Позднее я решу, что это было самым идиотским решением сегодняшнего дня, ведь язык моего дражайшего друга уже развязался, и он начал говорить о Вейв. Черт. Ты ведь не знаешь о ней, не знаешь, что я был женат. Я просто никогда не предавал этому значения, да и мы с тобой никогда не затрагивали темы прошлых отношений. – Я не помешаю? – кажется, нет. Я как раз вовремя, пока Эдди не начал упоенно рассказывать, что же там за ужасные события были. Друг виновато отводит взгляд, а вот твоего испытующего взгляда стараюсь избегать я. Ты хочешь ответов? Я дам их тебе, только вот сначала выпровожу своего друга отсюда, пока он не наговорил тебе кучу всего лишнего. – Нет, мы уже как раз заканчиваем. Вот список лекарств и указания, как принимать. Я все расписал, Николь все объяснил. Если что, то звони, – кажется, мой дорогой Эдди пытается смотаться как можно скорее. – Спасибо. Я съезжу в аптеку и все куплю. И тебя заодно до дома докину. Ты же, вроде, не водишь? – твоего взгляда я все так же продолжаю избегать, мы не станем говорить сейчас о Вейв. – Там кофе и сэндвичи. Хотите чего-нибудь? – ты качаешь головой, а Эдди вторит тебе. – Ты идиот, Дискейн, просто идиот. Я же просил тебя ничего ей не говорить, – я наброшусь на него сразу, едва мы покинем комнату. – Да я ничего не рассказывал ей. Я думал, она знает о Вейв. Откуда же я знал, что она не в курсе? – блин, ладно, он прав. – Поехали, по дороге расскажешь, что нужно купить, чтобы я понимал, что с ней и как это лечить. А про жену, я думаю, мне придется еще долго объяснять, – это не было тайной, ты должна понимать. Я оставил тебя одну в квартире сейчас, и не знаю, что ты там решила себе напридумывать. Я вернусь где-то через час и застану тебя спящей. Приготовлю дневную порцию лекарств и разбужу тебя. – Выпей вот это, – ты послушно все выпьешь, при этом не задавая никаких вопросов. Это далеко не лучшая тактика, тем более, я знаю, что ты думаешь об этом. Да и прохладу между нами можно легко списать на болезнь, но я чувствую ее. Либо это просто моя собственная паранойя.
Я не стану сидеть у твоей постели, только принесу тебе телевизор из кухни, который там никогда не смотрел. Настрою каналы и нетфликс, и вручу тебе пульт, предлагая хоть каким-то образом развлекаться. А сам отправлюсь готовить обед, которым накормлю и тебя. Это будет легкий куриный супчик, как и велел Эдди, и парочка гренок. Затем снова уйду, чтобы приготовить что-нибудь на ужин, а потом уехать на тренировку. Даже просто сбежать на тренировку. Хотя, наверное, я веду себя как идиот. Стоило поговорить с тобой и все объяснить, а не бегать и делать вид, будто ничего не было. Ты узнала о Вейв. Я не должен чувствовать себя виноватым. Только почему-то чувствую, и всю тренировку не могу перестать об этом думать. Отзанимаюсь с мальчишками и вернусь домой, где ты не спишь, а полулежишь на постели и смотришь какой-то сериал. Приму душ, поужинаю и только лишь потом приду в спальню, заваливаясь рядом с тобой. Мне придется приложить немного усилий, чтобы вести себя непринужденно. Чтобы обнять тебя и легко поцеловать в лоб. – Как ты чувствуешь себя? Ты ужинала что-нибудь? – да, я знаю, что запретил тебе подниматься, но ведь это не значит, что ты не должна питаться. Хорошо кушать это тоже полезно для выздоровления.
[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Болеть совершенно не входило в мои планы. Я ненавижу это вялое, амебообразное состояние, когда хочется постоянно спать или хныкать, как все плохо и принесите бумагу, я напишу завещание. На самом деле, я болею очень редко. Мне достался на удивление крепкий организм и сильный иммунитет, который боролся со всеми болячками сам, не причиняя мне неудобств. Может, мне просто некогда было болеть, некогда было тратить время на лекарства и все прочие атрибуты. И это даже к лучшему, хотя болезнь было сложно сделать отмазкой для прогула школы. Ведь я либо не болела вообще, либо болела крепко и не один день контрольной. Поэтому приходилось прогуливать просто так или, придумывая каких-нибудь старушек, с которыми я становилась тимуровцем. Зато сейчас вот мне не нужно прогуливать работу, но я заболела и вынуждена лежать пластом в кровати под твоим строгим взглядом надзирателя. Даже мой самый несчастный и жалобный взгляд не растопит твое настроение. А еще я знаю, о чем ты сейчас думаешь, и как ругаешь меня за ложь. Ведь я уверяла, что никаких проблем, а в итоге со мной сплошные проблемы и ты должен заботиться обо мне и скакать рядом, делая мне комфорт. Это было бы даже мило и приятно, если бы при этом я, в самом деле, не умирала от своего состояния. Я не могла найти позу, в которой все тело разламывало бы меньше, а голова была похожа на чугунную и даже мягкая подушка казалась каменной и приносила дополнительную боль. Конечно, еще боль приносил тот факт, что ты настаиваешь на больнице. Я знаю, что ты переживаешь и не хочешь ухудшения моего здоровья, но поверь, лучше будет мне остаться болеть дома, а не в больнице, где у врачей возникнет куча вопросов относительно того кто я и как здесь взялась. Я не готова столкнуться с этими проблемами, из-за какой-то дурацкой простуды.
К счастью, у тебя нашелся выход. Друг, который врач. Я никогда не слышала об этом, да и если вдуматься, я все еще так мало знаю о тебе. По-моему, пора это исправить и заполнить пробелы нашего знакомства. Оно ведь было нетипичным, мы совсем не похожи на обычную пару, которая сначала на свидания ходила, узнавала друг друга и тому подобное. И я буду при встрече внимательно присматриваться к Эдди. Я знаю только тебя, знаю, каким ты был в наше знакомство. Неужели, твои друзья такие же серьезные и холодные типы? Я даже позволю себе немного пофантазировать на эту тему, представлю тебя среди твоих знакомых, среди тех, кто был с тобой рядом до моего появления. Но, к сожалению, болезнь возьмет свое раньше, чем я смогу разойтись. И я усну, чтобы вскоре ты разбудил меня, представляя своему другу. Он совсем не похож на тебя. Чрезвычайно милый парень, который сходу располагает к себе, несмотря на мои страхи. К тому же, он не стал задавать вопросов не по теме, и мне не о чем бояться, что мою тайну кто-то раскроет. И я отпустила это, просто надеясь, что мне выпишут лекарства и выздоровление пройдет быстрее. Ведь я не хочу лежать на больничном слишком долго. Но пока эти самые лекарства мне назначают, я вдруг узнаю неожиданные подробности твоей жизни. А ведь все так просто начиналось. Мне, правда, было интересно узнать о вашей дружбе больше, но вместо этого я узнаю о твоем семейном положении. Откуда взялась жена? Эта мысль никак не укладывалась в моей голове. Я переводила взгляд с притихшего Эдди на тебя и не могла поверить в то, что слышу. Между вами происходит немой диалог, а я просто остаюсь оглушенной неожиданными новостями. Жена, окей. Пусть будет. Но ведь Эдди не сказал бывшая жена. То есть может быть так, что у вас с ней просто какая-то размолвка, и вы даже не разведены. А я просто переходное звено между примирением. Ведь Эдди понятия не имел, что у тебя завелась девушка.
Мне нестерпимо хотелось задать этот вопрос и тут же все выяснить, но ты делаешь вид, словно ничего не случилось, да даже не смотришь в мою сторону! И я молчу. Просто смотрю на тебя и не знаю, что думать. Ну же, Джеральд, отреагируй хоть как-нибудь! Или ты считаешь, что меня такое устроит? Устроит просто сидеть с тем фактом, что ты женат? Но ты не слышишь, как я взываю мысленно к тебе, как прошу дать мне объяснение или ответ. Вместо этого ты предлагаешь перекусить, а я просто качну головой в знак отрицания и отвернусь. Вы уйдете, лишь Эдди обернется, чтобы попрощаться со мной. И я отреагирую. — Рада была знакомству, Эдди, — улыбнусь парню и снова отвернусь, ложась на кровать. Я слышу, как вы возитесь у выхода, как хлопнет дверь и квартира погрузится в тишину. Как никогда остро я почувствую одиночество и свою ненужность. Я знаю, что у тебя есть свои тайны, есть прошлое, которое не хочется раскрывать. Пускай, я не настаиваю, я не лезу не в свои дела. Наверное, и тут не стоит совать свой нос, хоть я и считаю, что о жене следовало бы сообщить мне. Я имею право знать о подобном. Или нет? На что я вообще имею право в твоей жизни? Это интересный вопрос, но вызывает он у меня только горечь и отчаяние. Я даже немного расплачусь, но вскоре начну себя одергивать. Что толку лить слезы? Списываю свою чувствительность на простуду и закрываю глаза, призывая себя думать о чем угодно, кроме больной темы. Так незаметно я оказывается, усну. А затем ты снова меня разбудишь, протягивая лекарства. Я послушно сяду и выпью таблетки, запивая парой глотков теплой воды. — Спасибо, — едва заметно кивну и снова лягу, практически не глядя на тебя. Да и маскируется это легко за поправлением подушки и одеяла. Ты снова уйдешь, а я останусь рассматривать потолок. Но вскоре ты заявишься в спальню с телевизором, а я удивленно подниму брови. Не стоит тащить к кровати все, чтобы развлекать меня во время болезни. Это лишнее. Но вслух я ничего не скажу, лишь молча буду наблюдать за твоими действиями, а затем снова поблагодарю, забирая пульт.
Так даже лучше, можно занять голову каким-нибудь фильмом и не париться своими проблемами. И я выберу фильм среди новинок, внимательно глядя на экран. Меня даже увлечет эта молодежная мелодрама, я с удовольствием стану следить за действиями персонажей, а затем прервусь на обед. Я не голодна, но ты настаиваешь на перекусе, да и Эдди говорил мне о том же. И я кивну, усаживаясь на постели, давай возможность тебе поставить мне на колени поднос. — Спасибо, Джер. Очень вкусно, — мне нравится, когда ты готовишь мне, у тебя это получается лучше, чем в любом ресторане. Но сегодня все слишком странно, чтобы реагировать на это должным образом. И ты улыбаешься и забираешь поднос, снова оставляя меня наедине с телевизором. После еды я опять провалюсь в сон, так и не досмотрев фильм, а проснусь ровно к твоему уходу на работу. Ты заглянешь в спальню и попрощаешься, а я поползу по естественным потребностям в ванную, а затем налью себе чай. Так и проведу вечер, наливаясь травяным чаем и залипая в телевизор. Я даже не стану смотреть на часы, ожидая твое возвращение. В какой-то степени оно станет для меня неожиданностью — я слишком увлеклась сериалом, «глотая» серию за серией. И вот ты закончишь все свои дела, появляясь в спальне. Ложишься ко мне под одеяло, обнимая, а я выдыхаю. Я скучала по этому, но все равно все не так. Меня гложут вопросы, которые я не хочу задавать. Но ведь мозг не так просто обмануть и заставить не работать в том направлении. — Вполне нормально. Гораздо лучше, чем было утром, — подставляю лоб для своего поцелуя, не отводя взгляд от экрана. — Мне не хочется есть. Я чай пью зато, — киваю на пустую кружку в руках и снова молчу. Какое-то время мы так и просидим, глядя мой сериал, но ты постоянно будешь коситься на меня, думая, что я не замечаю. И молчишь. В конце концов, я не выдержу это. — Если ты ждешь, что я устрою допрос, то его не будет. Я не лезу в твою жизнь, потому что ты сам не хочешь о ней говорить. И, думаю, я не буду мешать тебе со своей простудой. Пойду к себе, — с этими словами выпутываюсь их твоих объятий, и намереваюсь встать с кровати.
[nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
Вейверли никогда не болела. А даже если и болела, то переносила все на ногах или ложилась в больницу сама, давая мне ясно понять, чтобы не вмешивался в эти дела со своей ненужной заботой. Правда, это было уже в конце наших отношений, когда она всеми силами противилась и не отпускала меня на Ближний Восток, воевать, как она говорила «непонятно за что и непонятно с кем». Это было неприятно, это было совсем не комильфо, но здесь уже ничего нельзя было исправить. Мы отдалялись друг от друга с каждой минутой все сильнее, и вскоре ничего уже не осталось от той милой улыбчивой девушки, в которую я так отчаянно влюбился. А теперь в моей жизни есть ты. Ты – другая, ты полная противоположность моей бывшей жене. Я ведь ненавидел тебя сначала, да и подумать не мог, что ты так глубоко засядешь в мое сердце. Даже тот первый поцелуй я все еще помню. Он был таким странным, таким неожиданным: словно до этого дня я никогда не целовал девушек, не знал, что такое – получить настоящее удовольствие от поцелуя. И я все еще его получаю. Каждый день, каждый раз, когда мои руки обнимают тебя, я чувствую себя таким счастливым. Таким живым и настоящим. Но ты заболела, и вся моя любовь, вся забота, скопившаяся внутри за такой длительный срок одиночества, требует выхода. Требует того, чтобы я звонил Эдди, придумывал все мыслимые и немыслимые способы облегчить твои страдания и просто быть рядом. И, что самое главное: мне кажется, что ты совсем не против этого. Возможно тебе даже нравится эта моя бесконечная забота и безудержное внимание. Я просто не мог иначе. Тем более, я поймал себя на мысли, что очень хочу, чтобы ты познакомилась с моим другом. Мы никогда не говорили о друзьях, о наших компаниях. Хотя у меня и нет никакой компании, где я проводил бы выходные, и с кем мог бы пересечься за чашкой кофе в будний день. У тебя, насколько я знаю, тоже. Ты не так давно в этом городе, но и, на самом деле, мне больше нравится проводить время с тобой только вдвоем. Где не нужно скрываться и бросать на тебя долгие пристальные взгляды, думая о том, почему нельзя поцеловать тебя на глазах у изумленной я публики. Я всегда был против того, чтобы выставлять свои чувства напоказ. Чтобы все вокруг знали, что эти двое безумно влюблены друг в друга. Но, в то же самое время, это я поцеловал тебя тогда в кофейне. Это я позволил распространиться слухам о том, что ты встречаешься с самым ворчливым мужчиной Чикаго, который затерроризировал всю кофейню своим брюзжанием. Просто тогда у меня не было тебя. И, кстати, я уже довольно давно не ездил к тебе, не пил свой стандартный кофе с любимым пирожным. Мне кажется, пора это исправить? Мне кажется, твои коллеги определенно соскучились по мне, и неплохо было бы их взбодрить. Но это только лишь мысли, которые посещают меня, пока я жду приезда Эдди, который сможет убедить меня в том, что твоя болезнь – это банальная простуда, а не пневмония или еще что-нибудь хуже.
Вот уж, чего я точно не мог предполагать – так это что приезд моего товарища добавит напряжения в наши с тобой отношения. Я и так был на пределе: так сильно переживал за тебя. Так этот мой, с позволения сказать, друг, умудрился выдать тебе еще и про мою бывшую жену, о которой я не вспоминал уже столько времени. Я не скрывал ее, это часть моей жизни и навсегда останется ею, просто я не хотел, чтобы ты узнала о ней вот таким образом, когда у меня еще и нет времени все объяснить. Остается надеяться, что пока я буду ездить за лекарствами и на работу, ты не сбежишь от меня, прячась в том ужасном захолустье, где ты жила до этих самых пор. – Мне понравилась Николь. Она подходит тебе, Джер, – Эдди нарушает молчание в машине, искоса поглядывая на мои руки, крепко сжимающие руль. – Я знаю. И она очень нравится мне. Но, Эд. Какой черт дернул тебя раскрывать ей всю мою жизнь? Если бы я не вошел, то ты и про плен рассказал бы ей? Как мужественно я уговаривал тебя убить меня в том подвале? – воспоминания резанут сердце тупым ножом. Но я не прав, и я знаю это. – Я думал, она знает. Я не знал, что ты скрываешь это, – он говорил это мне еще в квартире, и, наверное, я перестал уже обвинять его. Просто теперь мне предстояло найти нужные слова, чтобы ты поняла и смогла нормально реагировать. – Она же видела твои шрамы? Вы…? – я знаю, о чем он говорит. – Да, она все видела, – вспоминаю наш вечер два дня назад и внутри все сжимается от любви к тебе и осознания того, что я нужен тебе и такой. Что ты хочешь быть со мной. – Но она ничего не знает. Я не готов пока рассказать ей все. Мне просо нужно время. Ты же придешь через пару дней? – друг молча кивает, давая мне продолжить. – Я прошу тебя: никаких намеков. Никаких ужасных событий. Мы с ней знакомы всего около пары месяцев, и я не хочу, чтобы все оборвалось, – я не стану говорить, что люблю тебя, ведь Эдди и так все прекрасно понимает. Он не знал, каким я был с Вейверли, а после нее у меня никого не было. Но этот огонь в глазах, это сияние – его просто невозможно скрыть. Да я и не пытаюсь, и это в принципе невозможно. Эд понимает меня без слов, да и зла мы друг на друга не держим. Мы столько всего пережили вместе, что теперь просто глупо ссориться из-за такой ерунды. Я объясню тебе все и верю, что ты сможешь понять. Мы прощаемся, и я еду домой, уже нагруженный лекарствами и указаниями, как правильно тебя лечить. Но я избегаю тебя. Твоего взгляда, твоих слов – я все еще не могу придумать, как сказать тебе обо всем, и свято верю, что на тренировке у меня получится. Получится подобрать слова и озвучить их тебе по приходу домой. Но только я все равно не могу решиться. Я приду в свою спальню, где ты смотришь сериал, и у меня есть лишь одно желание сейчас: обнять тебя и заснуть. Заснуть, зная, что ты любишь меня и что ты моя. Это оказывается не так просто. – Чай это хорошо. Эдди сказал, что тебе нужно больше пить, – я принесу тебе оставшиеся на вечер лекарства, а после лягу рядом, обнимая тебя.
Ты не пытаешься разорвать объятий, и это уже хорошо. Только не хорошо, что я все еще молчу, а ты, вопреки всем моим размышлениям, не задаешь никаких вопросов. Я смотрю на тебя снова и снова, словно ожидая этого, но ты молчишь. Черт, Николь. Лучше бы ты кричала на меня и требовала разъяснений, чем так. Так мне гораздо сложнее взять себя в руки. Так будет продолжаться черт знает сколько, пока, наконец, ты не психанешь. Пытаешься вырваться из моих рук, но я лишь машинально теснее прижимаю тебя к себе. Ты закончишь говорить, все еще продолжая бороться со мной. – Николь, подожди. Позволь мне объяснить все тебе. А потом, если захочешь, я отпущу тебя в твою комнату, – с этими словами отпускаю тебя, но ты не уходишь. Ты садишься на постели, опираясь спиной на подушки и ждешь моих слов. Я сажусь напротив, скрестив ноги, готовясь к очередному важному разговору с тобой. – Ее зовут Вейверли. Вейверли Руссо. Возможно, ты даже слышала о ней. Она – известный ресторатор в Чикаго, у нее сеть итальянских ресторанов по всему городу. Но когда мы были вместе у нее был всего один. Возможно, развод пошел ей на пользу, – делаю небольшую паузу, давая тебе возможность переварить сказанное мной. – Ты не ослышалась – развод. Мы развелись больше трех лет назад, как раз перед моей последней командировкой на Ближний Восток. Она не одобряла мою работу, не одобряла мой выбор, предпочитая видеть меня своим деловым партнером. Но мне это было не нужно. А женаты мы были тоже около трех лет, и еще полтора года до этого встречались. Я не люблю ее, мы не общались с того момента, как подписали документы о разводе. Это все, Николь. И, я надеюсь, что ты веришь мне. Если тебе интересно что-то еще, то я могу рассказать тебе все, что захочешь. В этом нет никакой тайны, никаких подводных камней. Просто два человека, которые думали, что любя друг друга, но разошлись, – глубоко вздыхаю, глядя прямо тебе в глаза. Твой взгляд немного теплеет, но ты все равно продолжаешь молчать. Затем негромко задаешь всего один вопрос. Точнее, это больше похоже на просьбу. – Да, я не сжигал в порыве гнева наши фотографии, сейчас постараюсь найти, – чуть улыбаюсь тебе уголками губ и слезаю с кровати.
Меня не будет всего пару минут, ведь в одном из шкафов прихожей я найду наше с Вейв свадебное фото. Если порыться, то можно найти и весь альбом, но разве он нужен? – Держи, – протягиваю его тебе и сажусь теперь уже рядом с тобой. На фото, размером с альбомный лист мы были запечатлены в какой-то очень эмоциональный и приятный для обоих момент. Вейверли смотрела в камеру, улыбаясь, а я смотрел на нее, обнимая за талию. Это был прекрасный день, только вот твой взгляд, которым ты изучаешь фото, стал немного грустным. Я знаю, о чем ты думаешь. Вейверли очень красивая. И это правда. Она могла бы стать моделью, если бы не выбрала бизнес, она даже начинала пробовать себя в чем-то подобном. Только тебе не стоит волноваться. – Ты все равно лучше, – шепну тебе на ухо, замечая, как ты вспыхиваешь от моих слов. – Ты самая красивая для меня, Ник. И я очень надеюсь, что ты сейчас не сравниваешь себя с моей бывшей женой, а то ведь могу и покусать за подобные мысли, – негромко рассмеюсь, обнимая тебя за плечи. – А еще, я надеюсь, что ты передумала уходить в свою комнату и примешь мое скромное предложение окончательно переселиться в мою спальню. Хочу, чтобы она стала нашей, – уткнусь носом тебе в шею, чуть щекоча ее. Мне так хорошо с тобой, Николь. И, мне кажется, что сейчас я готов рассказать тебе обо всем. Открыть всю правду о себе. В моей голове все еще звучат слова Эдди, что ты подходишь мне. Я знаю это и так. Потому что ты идеальна для меня. В моей жизни еще не было такой девушки, которая так нежно держала в руках мое израненное сердце.
[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Почему всегда все так странно у нас? Едва появится какой-то просвет, как обязательно случится что-то, что может перевернуть все с ног на голову за секунды. Сейчас таким событием после знакомства с твоим другом, что, несомненно, можно отнести к «просвету», стала новость о твоей жене. Это было слишком неожиданно для меня, слишком пугающе в какой-то степени, слишком сбило с толку. Почему ты мне не сказал? Почему скрыл это? Значит, есть что скрывать? Я не люблю, когда меня держат за дуру и так поступают. Я не хочу сразу думать худшее о твоем поступке, о тебе, я не стану так думать. Я просто хочу услышать правду. Хочу знать, что толкнуло тебя на решение умолчать о существенной детали твоей жизни. Разве я так много от тебя хочу? Нет, я не умею быть наглой в отношениях, я не лезу на чужую территорию, даже если это мой самый лучший друг. Я уважаю чужое пространство и право на какие-то скрытые от посторонних глаз моменты. Но все-таки таким вещам есть предел, есть исключения, в конце концов. И я должна была узнать об этом от тебя, а не между делом от Эдди. Но не это, наверное, обижает больше всего. А тот факт, что ты старательно избегаешь разговора и объяснений не даешь. Ты нарочно морозишь меня, давая шанс напридумывать невесть чего. Ты этого хочешь? Что бы я думала снова и снова, а в итоге психанула? Я ведь могу. Мне сейчас страшно, что я сделаю что-то не так и разрушу наши отношения, потому что не имею опыта. Но как-то я бы сказала, что ты с этим прекрасно справляешься и без меня. Ты не спешишь поговорить со мной, даже в глаза не смотришь. Разве так ведут себя любящие мужчины? Скрывают бывших жен? Чего я не понимаю в отношениях? Объясните мне, покажи, как надо. Чтобы не было вот так больно, чтобы не страдать из-за чужого молчания, которое режет как острый нож. Я люблю тишину, но не люблю, когда меня избегают. А именно этим ты и занят весь сегодняшний день. И мне остается только спать и думать, спать и думать, пока не начнет подступать истерика, что даже сериал не помогает отвлечься.
И вот ты придешь, обнимешь, как всегда. Но мы оба почувствуем, что даже теплые объятия ничего не изменят и не исправят. Пока ты молчишь, все будет так напряженно. Сможешь прожить так хотя бы несколько дней? Опять будешь сбегать и на работу или куда-то еще, лишь бы не говорить со мной. И я не выдержу. Я была терпеливой весь день, я давала тебе шанс объяснить мне все, спокойно поговорить. Но сейчас мне так плохо, что не хочется ни о чем вообще говорить. И я намереваюсь пойти к себе, чтобы не смущать своим присутствием, чтобы не вызывать бесконечные, долгие взгляды, которыми ты меня одариваешь и непонятно о чем думаешь. Но ты не пустишь меня, блокируя доступ к свободе, удерживая в своих руках. Что это еще за новости такие, а? ты мало меня унижал сегодня, держа в неведении? Но я спешу с выводами, ведь я, наконец, дождалась часа истины. И я сдаюсь в своей борьбе с тобой, не стану вести себя по-детски наивно. Я сдержу свои эмоции и как взрослый человек дам шанс тебе объясниться. Сажусь на кровати, подтягивая колени ближе. Я готова выслушать. Но даже не подозревала, что с каждым сказанным тобой словом я буду чувствовать себя все более странно. Вейверли Руссо. Какое шикарное имя, не то, что у меня. Пока ты продолжаешь говорить, я же в этот момент продолжаю мысленно играть с именем твоей жены… Развод? Что? На этом моменте мои брови дернутся, и ты не упустишь эту секунду, подтверждая мой немой вопрос. Вот как, а я успела нафантазировать, что вы все еще женаты и мне есть о чем переживать. Хотя, конечно, переживания никуда не делись, но хотя бы все официально, она твоя бывшая жена, а не нынешняя. Но я все еще молчу, ожидая, что последует дальше, что ты расскажешь мне, чтобы унять все мои сомнения. Хотя, мою самооценку этот рассказ существенно пошатнет. Известный ресторатор. Нет, я о ней не слышала, потому что и в ресторане тут ни разу не была, а в Лос-Анджелесе хватает своих «звезд». Да и там я тоже не ходила по ресторанам, разве что с родителями когда-то, но явно не интересовалась тем, чьи они.
По мере твоего рассказа я пытаюсь представить твою жену и стараюсь не зацикливаться на том факте, что она известная бизнес леди, а я всего лишь жалкая лживая школьница, которая врет напропалую любимому мужчине. От осознания этого мне становится невыносимо, но внешне приходится остаться невозмутимой. Лучше я подумаю об этом позднее, когда ты не будешь читать меня, как открытую книгу. Мне много о чем надо подумать, на самом деле. И ты продолжаешь раскладывать для меня по полочкам историю вашей жизни с этой женщиной. Три года — это большой срок после развода. Я верю, что ты ее не любишь. Я слышу, как звучит твой голос, каким спокойным остается твой взгляд при упоминании бывшей жены. Ведь на меня ты смотришь иначе, совсем иначе. С теплой, нежностью и восхищением. О ее достижениях в бизнесе ты сказал совершенно спокойно, без гордости или чего-то похожего. Это невозможно не отметить. И вот рассказ, если можно так эту краткую сводку назвать, подошел к концу, а я не знаю, что сказать. Думаю, я узнала все, что хотела. Я не собираюсь расспрашивать, как вы познакомились, куда ездили и тому подобное, это меня не касается, да и не уверена, что хочу это знать. Но вот есть один момент, который вряд ли оставит мой мозг в покое, который точно меня не отпустит. — У тебя сохранились какие-нибудь ее фото? — да, мне хочется не только представлять в голове эту успешную, когда-то счастливую быть с тобой достаточно долго, женщину, которая не разделяла твои интересы. Я хочу знать, какая она. Не знаю, чего мне ожидать и как это ударит по мне, но… ты не станешь удивляться и сопротивляться, просто скажешь подождать и удалишься. А мне остается только нервничать и прислушиваться к твоей возне. Благо, долго ждать не приходится, и вскоре ты возвращаешься, садясь рядом и передавая мне большое фото.
Черт, это правда ударяет по мне. Особенно по моей самооценке. С фото на меня смотрит невероятно красивая девушка с удивительной улыбкой и мягким взглядом. Роскошные медовые волосы, уложены локонами. Нежное платье бледно-голубого цвета. Она похожа на какую-то принцессу. Она очень красивая. А я… я просто такая, какая есть. Как и положено подростку, совершенно не иду ни в какое сравнение с этой девушкой, красоту которой, я уверена, фотография в полной мере не передаст. Неожиданно твой голос над самым моим ухом заставит меня вздрогнуть. Я всегда смущаюсь, когда ты говоришь мне комплименты, ведь это так в новинку и так волнительно. Вот и в этот раз я слегка покраснею, вызывая у тебя легкую улыбку. И, черт возьми, я даже не поднимала голову, и ты не видел мое лицо, но как-то сразу понял, о чем я думаю в данную минуту. И я смущаюсь, как от твоей проницательности (или моей предсказуемости скорее), так и от слов, что я самая красивая для тебя. Я не думала, что это услышать это будет настолько приятно и трепетно. Хотя, конечно, это не вычеркивает из моей головы мысли о твоей бывшей жене. Но я не буду нагнетать обстановку, упираясь в это. Рассмеюсь вместе с тобой, чувствуя некоторое облегчение. — Я не против, если ты покусаешь. И спасибо за то, что рассказал и показал. Мне было важно это знать, — поднимаю голову, глядя на тебя, и чуть улыбаюсь, касаясь губами твоей щеки. Но ты продолжишь говорить, а я замру, округлив глаза. Мне не послышалось? Я не найдусь, что ответить и так и замру с открытым ртом. Казалось бы, ничего особенно в этом нет, ведь мы вместе, занимаемся любовью, да и болею я уже весь день именно в твоей кровати. Но когда спальня станет нашей — это значит, что я совсем живу с тобой, что выводит на новый уровень отношений. Мне нравится эта мысль, пусть она и пугает немного, но очень нравится. Я люблю тебя, Джеральд, и хочу быть рядом с тобой. — Мне нравится, как это звучит. И я передумала уходить, хочу остаться тут, — у меня получится сказать это как-то совсем тихо, и ты сразу поймешь мою нерешительность. Но это ничего не путает, ведь ты в ответ просияешь и обнимешь меня, целуя в макушку.
— Как мои вещи поместятся в одну комнату с твоими? Мне казалось, что их мало, но переезд показал обратное. Я не хочу все захламлять, — ты качаешь головой, словно я глупость какую-то сказала. А я ведь, правда переживаю и не хочу, чтобы кому-то было неудобно. Но ты обещаешь, что мы прекрасно поместимся тут, и что всегда можно купить шкаф побольше, или переделать гостевую в гардеробную. Я киваю, а ты уже разгоняешься, рассуждая, что и куда можно положить, а потом опомнишься, что у меня постельный режим и придется подождать с перестановкой. И на этом все наши проблемы испаряются, вместе с фото, которое ты убираешь в шкаф, словно отсекая от нас. Снова обнимаешься меня, укрывая одеяло посильнее, а я просто улыбаюсь и наслаждаюсь твоим теплом, постепенно проваливаясь в сон. Организм усиленно борется с болезнью и хочет отдохнуть, несмотря на то, что именно этим я и занималась целый день. Следующее утро окажется гораздо приятнее вчерашнего. Пускай ночью я спала не очень спокойно и постоянно будила тебя своим кашлем, за что мне стыдно, но утром стало полегче. Мы немного поваляемся в кровати, а потом ты пойдешь готовить завтрак, снова не выпуская меня из постельного режима. Я вздыхаю, но не сопротивляюсь. Все равно это бесполезно. Потом ты с загадочной улыбкой говоришь, что ненадолго уйдешь, а я лишь пожимаю плечами и целую на прощание, погружаясь в тюленью жизнь перед телевизором. Часа через два я услышу, как откроется входная дверь, и ты возвестишь о своем возвращении. — Я уже соскучилась, — встречаю тебя улыбкой и протянутыми для обнимашек руками — у меня замечательное настроение, ноты не спешишь появляться из-за угла целиком. — Что такое, Джер?
[nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
Я совсем не волновался, рассказывая тебе о Вейверли. Это – мое прошлое, перечеркнутая страница моей жизни. И теперь в ней появилось будущее. Будущее – это ты. Это мы с тобой, наша жизнь и наши отношения. Только они имеют для меня значение. И я хочу, чтобы ты это знала. Но я не такой человек, я не стану на каждом шагу кричать тебе о любви. Я признался однажды, я повторил это снова, но я не стану говорить тебе об этом каждый день да по десять раз. Надеюсь, ты поймешь меня и сходишься со мной во мнениях насчет того, что любовь доказывается поступками, а не пустыми красивыми словами. И мой рассказ о разрушившемся браке как раз и станет тем доказательством, тем показателем. Ты все поймешь, ты поверишь, не станешь ставить мои слова под сомнение, да в этом и нет смысла. Какой резон мне обманывать тебя? Я не вижу его. А ты, если видишь, то скажи. Я, наверное, и не обижусь даже, если это будет правдой. Пока лишь я просто хочу обнимать тебя за плечи и целовать пушистую макушку, наслаждаясь тем, как ты смущаешься от моих комплиментов. – Я не мог иначе. Ты, как никто, заслуживаешь знать всю правду обо мне, – но я кривлю душой и внутри снова появляется этот дурацкий червячок сомнения, потому что я снова лгу тебе. Не в прямом смысле, нет. Просто я знаю, что скрываю слишком многое. В моей голове столько тайн, в моем прошлом. Оно темное, как ночное чикагское небо, и я бы хотел тебе рассказать о нем. Но не сейчас. Я не готов. И я совершенно точно не знаю, когда я буду готов к подобному шагу, но я должен сделать это. Стереть все преграды между нами. И пускай эти преграды существуют только в моей голове. А пока я делаю следующий шаг, предлагая нам сблизиться еще сильнее, несмотря на все мои невеселые мысли. Мои губы тронет теплая и ласковая улыбка, когда ты негромко выразишь свое согласие, так незаметно прижимаясь ко мне еще сильнее. Я снова поцелую тебя в макушку, мысленно признаваясь в любви. Ты со мной, ты здесь, ты рядом. И ты согласна остаться в моей спальне, сделать ее и своей тоже, а это значит уже гораздо больше. Это не так просто сделать, я знаю. Непросто согласиться променять свою свободу, ведь еще недавно ты и переезжать ко мне не хотела, что там говорить о совместном быте и общей постели. – Послушай, в этом нет вообще никакой проблемы. Мы можем купить огромный шкаф во всю стену, и я выделю тебе любые полки, которые захочешь, – не создавай проблемы из ничего, Николь. Ты говоришь глупости, думая, что твои вещи каким-то образом мешают мне. – А вообще мы можем сделать ремонт, и твоя комната полностью станет гардеробной. Хочешь, столик для макияжа или еще что-нибудь. Мы сделаем все так, как захотим. А если к нам приедут гости, то мы положим их в гостиной, – когда-то ты тоже там спала. – Но только после того, как ты полностью выздоровеешь и, если пообещаешь, что не станешь таскать все вещи самостоятельно. А теперь спать, – убираю все лишние подушки, отношу фотографию бывшей жены обратно в шкаф, где ей самое место, и, наконец, укладываюсь в постель, выключая свет и обнимая тебя под одеялом. – Спокойной ночи, Николь, – еще раз целую тебя и постепенно засыпаю.
У меня не было никаких особенных планов на следующий день. Да, вечером меня ждала тренировка, но все утро я планировал посвятить тебе. Сначала накормить, заставить выпить все таблетки, и, самое главное, постараться не паниковать из-за твоего ночного кашля. Эдди сказал, что это не пневмония, и не верить ему оснований у меня нет никаких. Но только я вынашивал одну идейку уже давно, и твой больничный, как бы странно это не звучало, пришелся как раз кстати. Я хотел подарить тебе собаку. На самом деле, я и сам хотел бы ее завести, но все никак не получалось, руки не доходили. Да и вряд ли бы я смог ужиться с питомцем, будучи совершенным одиноким волком. Но мне кажется, тебе должна эта затея понравиться. Я изучал сайты, подбирал породы, какая лучше подойдет и не станет потом ночным кошмаром. Я нашел один питомник, в котором как раз разводили щенков Кинг Чарльз спаниеля, безумно очаровательных и милых. И я поехал туда, оставляя тебя в одиночестве и в полном непонимании происходящего. – Мне нужно купить кое-какие продукты, чтобы я мог приготовить нормальный обед, особенно учитывая твою диету, прописанную Эдди, – ты не станешь спорить, а я заезжаю в ближайший супермаркет, чтобы купить для собаки все необходимое и только потом еду за щенком. Кстати, они не очень дешевые, но оно того будет стоить, я уверен. А на обед я просто купил еду в хорошем ресторанчике в центре города. Диета Эдди – это, конечно, хорошо, но на одних куриных бульонах далеко не уедешь. Маленький щенок на заднем сидении автомобиля практически всю дорогу сидел смирно, лишь к концу пути уже расслабился и начал негромко лаять и пытаться залезть ко мне на колени. Похоже, я ему понравился.
– Николь, это я! – крикну тебе из прихожей, разуваясь и стягивая с шеи шарф, который этот пес уже весь истрепал, и теперь придется его стирать. – Ну что, малыш, пришло время познакомиться с новой хозяйкой, – шепотом обращаюсь к щенку, который моментально порывается облизать мне лицо. Господи, какой же он любвеобильный. Мне удается вовремя отвернуть голову, чтобы избежать этих мокрых собачьих поцелуев. Нет, я очень люблю животных, и собак в том числе, но черт меня дернул выбрать самую дружелюбную и влюбчивую собаку. Я читал об этом породе много хорошего, и мне показалось, что именно он подойдет для тебя идеально. Осталось только выяснить, думаешь ли ты подобным образом. Прячу щенка в куртке, но он начинает цепляться за мой свитер, но я мужественно терплю, совсем скоро он попадет в твои любящие объятия. Думаешь, я не видел, как ты смотрела на проходящих мимо людей с собаками, и как гладила бродячих щенков, когда мы гуляли по улицам города. Поэтому я и решил, что подобный подарок станет хорошим для тебя, гораздо лучше дорогих колец и ожерелий. Да и скучно тебе сидеть дома на больничном одной, так будет хоть какое-то развлечение, тем более этот активный малыш вряд ли позволит тебе скучать. – Привет, – выглядываю из-за двери, чуть загадочно улыбаясь и наслаждаясь тем, как ты улыбаешься мне в ответ, и тянешь руки, чтобы обнять. Да, за эти несколько часов я успел соскучиться по тебе и с удовольствием сейчас устроюсь в постели рядом с тобой. – Я тут просто не один, – чуть приподнимаю брови, наблюдая, как ты начинаешь немного нервничать, что не готова к приходу гостей. – Поверь, Ник, ему все равно, как ты выглядишь и что дома у нас не убрано. Беги, – с этими словами отпускаю из куртки собаку и с удивлением смотрю, как щенок бежит прямо к тебе, запрыгивая на кровать. Ты так сильно удивлена, но я вижу в твоих глазах счастье. Это и есть самая высшая для меня награда. Снимаю куртку и, наконец, прохожу в комнату. Тут же стягиваю джинсы, чтобы не заваливаться к тебе на постель в уличной одежде. – Его пока зовут просто пес, поэтому имя придумай сама. Если ты, конечно, не против подобного небольшого подарка, – этот самый подарок в это самое время самозабвенно лезет, чтобы облизать тебе лицо. Ты морщишься и смеешься, а я же целую тебя прямо в губы. Я люблю тебя, Николь. Очень сильно люблю и сделаю все, чтобы улыбка на твоем лице не меркла никогда.
[nick]Gerald Bridges[/nick][icon]https://i.imgur.com/PPr6weW.png[/icon]
Если бы ты только понимал, как много сделал для меня. Вообще, в принципе, за все время нашего знакомства и отношение — если бы ты только знал, как изменил мою жизнь, как спас меня. А еще за то, как много делаешь, чтобы сохранить наши отношения. Как ты открываешься мне, доверяешь свои самые большие секреты, отчаянно боясь быть отвергнутым. Как ты пускаешь меня в свою историю, рассказывая о прошлом. Ты просто не представляешь, как это все много для меня значит. Ты не знаешь, как мне страшно просить тебя об откровенности, ведь я не имею представления, что меня ждет и как это повлияет. Я боюсь, что залезу не в свое дело. Да, ты ругаешь меня за такие мысли и слова, но я не могу. Все это так ново для меня и не хочется испортить самое прекрасное чувство, самое волшебное время в моей жизни. Я не могу потерять тебя, Джеральд. Не могу представить, что тебя со мной нет. Я даже думать об этом себе не разрешаю. Как и о том, сколько же тайн я ношу в себе точно так же. Мне давно стоило рассказать тебе о себе больше. Открыться, доверить то, чего я так отчаянно боюсь. Ты заслуживаешь знать, что я еще не совсем подхожу тебе. Черт, ты должен знать, что нарушаешь все законы и нормы морали, любя несовершеннолетнюю. Ты должен знать, что живешь с той, кого не можешь целовать или ласкать так нежно, как это делаешь только ты. Я должна признаться тебе в этом как можно скорее. Ты же все поймешь. Ты не можешь не понять, ведь я так тебя люблю и просто хочу быть рядом всегда. Мы же так подходим друг другу, мы так похожи, несмотря на детали. И мы можем и дальше исцелять друг друга от той боли и тьмы, что была у нас до встречи. Я хочу этого, хочу исцелить тебя, хочу быть твоей поддержкой и опорой. Хочу стать той, кто знает тебя до мельчайших моментов, кто знает, как поддержать тебя и разогнать все нависшие тучи руками. Кто будет оберегать тебя и нежно любить. И я расскажу тебе правду, обязательно расскажу. Однажды…
Ты так рьяно берешься за мои сомнения насчет переезда в эту спальню. Не подумай, что я сомневаюсь в принятом решении, что ищу отговорки. Это не так. И ты должен терпеливо помогать мне сжиться с мыслью, что теперь у меня иная жизнь и есть вещи, на которые я не могу реагировать как глупая школьница, которая ничего не смыслит в отношениях. Пускай это так и есть, но все же я постараюсь не бояться того, как мое присутствие меняет и твою жизнь, которой ты жил много лет. Теперь это наша жизнь и я хочу, чтобы она была идеальной. — Погоди, ремонт — это совсем уже лишнее, — негромко смеюсь, как ты живо включаешься в этот вопрос, уже планируя, как и чего мы можем сделать. — Мне нравится твоя квартира такой, какая она есть. И мне совершенно не нужен столик для макияжа, не нужно таких кардинальных перемен. Все замечательно, слышишь? — легко целую тебя и давлю в себе этого червячка, что напоминает мне: это же временно, помнишь? Да, мы договаривались, что я останусь у тебя только пока буду искать свою квартиру. А в итоге что? Я переезжаю в твою спальню, исключая все ступени постепенного развития отношений. Мы живем вместе, по-настоящему. Странно теперь думать о том, что я должна буду переехать снова. Я… не хочу этого. Но лучше не думать об этом сейчас, не заставлять тебя волноваться, почему у меня такое лицо печальное. — Обещаю, что когда буду переносить вещи, то только с твоим участием, — как я могу нарушить свое обещание? Но только это будет явно не в ближайшее время, к сожалению. Но мы сделаем это вместе, как и многое другое, что приятнее делать с тобой. Вот надеюсь, завтра уже все пройдет, и я смогу жить, как прежде: работать и не думать о том, как же мне хочется свернуться клубочком и просто бесконечно лежать. — Спокойной ночи, Джеральд, — что может быть прекраснее этого момента? Ну, разве что не просыпаться сто раз за ночь из-за болезни.
Неудивительно, что утром по тебе видно, что ты совершенно не выспался. И мне так стыдно из-за этого. Стоило на время болезни все-таки спать в своей спальне и не мешать тебе. Но теперь уже тебя не переубедить, да и ночь все же прошла. — Ну, Джер, прекрати со мной как с ребенком возиться, — капризно надуваю губки, когда ты чуть ли не в рот кладешь мне таблетки, да с ложки едва завтраком не кормишь. Мне очень приятно, что ты так заботишься обо мне, но не стоит перегибать. Тем не менее, я пью таблетки, все как положено и наказано Эдди. А потом ты с чистой совестью можешь поделиться планами поехать в магазин, а я лишь грустно вздохну. Я бы тоже с радостью поехала с тобой, куда угодно. Мне категорически надоело сидеть дома и превращаться в развалину. Ведь мне даже лень встать, чтобы сходит на кухню за чаем. Черт, с этим надо что-то обязательно делать. Надо возвращаться в привычный ритм и перестать жалеть и щадить себя. Но лучше начать это не прямо сегодня, да? Сегодня еще можно посмотреть сериал и полежать, дожидаясь твоего возвращения. Кстати, оно как-то затягивается, и я начинаю скучать. Но не звоню, чтобы не надоедать и не выглядеть безумной девушкой, которая не может и минуты без своего любимого прожить (пускай так оно и есть почти). Но вскоре ты появишься дома, а я радостно подскакиваю на кровати. — Привет, Джер, — ну вот, ты здесь и у меня снова хорошее настроение и желание крепко обнять и поцеловать тебя, утягивая к себе под одеяло. Обед может и подождать немного. — Не один? Что? Джер, я не хочу никаких гостей и вообще…, — я начинаю дергаться. Эдди не должен приехать, а больше никаких гостей я не жду и не готова сейчас к чему-то такому. На мою нервную суетливость ты лишь улыбаешься и спешишь успокоить. Не уверена, что это работает. Я непонимающе хмурюсь, а затем просто теряю дар речи. Брови взлетают вверх, а рот открывается в немом восклицании, пока я наблюдаю, как невероятной красоты пес спешит ко мне навстречу, цокая коготками по полу. — Иди ко мне, — с трудом могу вымолвить это едва слышно, и тянусь за щенком, который живо ползет по одеялу на кровать.
— Боже мой! Это что за прелесть у меня в гостях? — беру этого чересчур активного малыша на руки, рассматривая, словно не веря, что это реально. Все-таки нахожу в себе силы оторваться от него и поднять взгляд на тебя. — Джеральд? — ты должен мне объяснить, что это значит. И ты не заставишь долго ждать, садясь рядом со мной и поясняя. — Что? Ты даришь его мне? Но… Ох, Джер, это просто… самый невероятный подарок! Боже, он такой потрясающий. Точнее, она потрясающая, — внимательнее рассматриваю щенка, отмечая, что это девочка. — У меня нет слов! — меня накрывают эмоции, буквально распирают. Этот восторг и нежность; прижимаю собаку к себе, чувствуя как она копошится в моих руках и норовит залезть в лицо. Со смехом отстраняю ее от себя, приподнимая в воздух. — Какая ты замечательная, — не могу перестать любоваться ей и испытывать это странное чувство, затопившее всю меня. — Джеральд, милый, спасибо. Огромное спасибо за это, — тянусь к тебе за поцелуем, ненадолго отпуская щенка, чтобы крепко тебя обнять. Ты заслужил в благодарность бесконечные объятия, только новый питомец не позволит нам такое, ползая по нам и приветливо размахивая хвостиком, требуя внимания. — Я не могу в это поверить! Может,… назовем ее Клео? Когда-то давно в детстве у моего лучшего друга была кошка. Клеопатра. Она была такая добрая и постоянно засыпала у меня на руках, сложив мордочку на плечо. Я очень ее любила. И тебя буду очень любить, — последнее относится уже к собаке, которую меня так и тянет приласкать и потрепать.
[nick]Nicole Bates[/nick][icon]https://i.imgur.com/aZ21bak.png[/icon]
Вы здесь » brilliant wreckage » Nicole Bates & Gerald Bridges » Losing my religion